Уильям Теккерей - Записки Барри Линдона

Я то и дело спрашивал на почте писем для мистера Редмонда, но таковых не оказывалось, и каждый раз, услышав «нет», вздыхал свободнее. Мне вовсе не хотелось признаваться матушке, какую расточительную жизнь я веду в Дублине. Но долго это не могло продолжаться; вконец издержавшись, я опять зашел к портному дать ему новый заказ, но мошенник все что-то мямлил и мялся и наконец самым наглым образом потребовал уплаты по старому счету, на что я ответил, что отныне ноги моей не будет в его мастерской, и в сердцах хлопнул дверью. Ювелир (живодер-еврей) тоже отказался продать приглянувшуюся мне золотую цепочку, и это впервые привело меня в смущенье. А тут еще молодой джентльмен, завсегдатай Фицсаймонсов, коему я выдал долговую расписку на восемнадцать фунтов (проиграв их ему в пикет), сплавил ее содержателю конюшен мистеру Курбину в счет уплаты долга. Вообразите же мое негодование, когда этот маклак отказался выпустить из конюшни мою лошадь до тех пор, пока я не очищу долг. Напрасно я предлагал ему четыре векселя на выбор, благо они были у меня с собой, один Фицсаймонса – на двадцать фунтов, другой адвоката Мюллигена и так далее; старый йоркширец только качал головой и смеялся, на них глядя, и наконец сказал:

– Послушайте, мастер Редмонд, вы, кажется, молодой человек из почтенной, состоятельной семьи, дозвольте же шепнуть вам на ушко, что вы попали в дурное общество, проще сказать – в шайку жуликов. Молодому джентльмену вашего положения негоже якшаться с этой бандой. Возвращайтесь восвояси! Соберите свои вещички, уплатите мне эту мелочь, садитесь на свою лошадь, да и поезжайте домой к папаше и мамаше – это самый лучший для вас выход.

Нечего сказать, в хорошенькую компанию я угодил! Да это же разбойничий вертеп! А тут еще все несчастья, казалось, сговорились обрушиться на меня сразу; ибо, воротившись домой и поднявшись наверх в крайнем унынии, я увидел перед собой капитана и его супругу: оба они стояли перед моей порожней сумкой, все мои пожитки валялись на полу, и этот гадина Фицсаймонс размахивал моими ключами.

– Кого я приютил в своем доме? – заорал он, увидев меня на пороге. – Кто же ты таков, бродяга?

– Бродяга? Ошибаетесь, сэр! – отвечал я, не теряясь. – Я дворянин – порядочнее и честнее не найдется во всей Ирландии.

– Вы подлый обманщик, молодой человек! Вы мошенник и плут! – орал капитан.

– Повторите еще раз, и я проткну вас этой шпагой, – пригрозил я.

– Видали мы таких! Я фехтую не хуже вашего, мистер Редмонд Барри! Ага, вы бледнеете! Как видите, ваш обман раскрыт! Вы змеей вкрались в лоно невинного семейства; вы назвались наследником моих друзей – Редмондов из замка Редмонд; я ввел вас в избранное аристократическое общество этой метрополии (капитан выбирал по возможности звучные многосложные слова); я поручился за вас перед моими поставщиками, они открыли вам кредит, и что же? Вы отнесли в заклад те самые товары, которыми они вас снабдили!

– Я выдал им долговые обязательства, сэр! – возразил я с достоинством.

– Да, но от чьего имени, несчастный вы мальчик, – от чьего имени? – взвизгнула миссис Фицсаймонс.

И только тут я спохватился, что подписывал векселя именем Барри Редмонд вместо Редмонда Барри. Но как я мог поступить иначе? Ведь это матушка потребовала, чтоб я так назвался.

Разразившись громовой тирадой – о том, как он узнал мое имя по меткам на белье, и как я обманул его надежды и доверие, и как он заранее сгорает от стыда при мысли о необходимости открыть своим светским друзьям, что он пригрел на груди мошенника, – мистер Фицсаймонс подобрал с полу мое белье, платье, серебряные туалетные принадлежности и все прочие пожитки и заявил, что сию же минуту пошлет за полицией и отдаст меня в руки правосудия.

Во время первой половины его речи покаянные мысли о моей опрометчивости и о трудном положении, в какое я себя поставил, так смутили и ошеломили меня, что я не отвечал на его оскорбления и стоял как оглушенный, не раскрывая рта. Однако сознание опасности заставило меня очнуться.

– Послушайте, вы, мистер Фицсаймонс! – ответил я ему. – Так и быть: я открою вам, что принудило меня назваться другим именем – ибо меня и в самом деле зовут Барри, и более славного имени не найдется во всей Ирландии. Я оставил его, сэр, потому, что за день до приезда в Дублин убил человека в смертном поединке, – англичанина, сэр, капитана на службе его величества, – и, если вы посмеете меня задержать, та же рука, что сразила его, покарает вас! Клянусь небом, вам или мне не выйти отсюда живым!