Энн Тайлер - Случайный турист

Они двинулись из комнаты, стараясь не наступить на брехавшего пса, крутившегося под ногами. В прихожей Эдвард перегородил входную дверь. К счастью, никто не снял с него поводок, и Мэйкон, передав один костыль Джулиану, нагнулся и схватил ременную петлю. Почувствовав рывок, Эдвард обернулся и зарычал.

– Ого! – сказал Джулиан, ибо ощерившийся Эдвард был воистину страшен. Клыки его будто в разы увеличились. Он цапнул поводок, звучно клацнув зубами. А потом укусил руку Мэйкона.

Тот ощутил его жаркое дыхание и странную интимность влажной пасти. Укус больше походил на толчок, этакий удар током от электроизгороди. Выпустив поводок, Мэйкон отпрянул и выронил второй костыль, загремевший по полу. Казалось, прихожая, в которой воздух вдруг стал колючим, забита костылями.

– Ничего себе! – во внезапно наступившей тишине проговорил Джулиан. Эдвард уселся и пристыженно засопел. – Он тебя укусил?

Мэйкон посмотрел на ладонь. Четыре красные точки – две с наружной стороны, две изнутри. Крови не было совсем, болело несильно.

– Все хорошо, – сказал он.

Джулиан подал ему костыли, не спуская глаз с Эдварда.

– Такую собаку я бы не держал. Я бы ее пристрелил.

– Просто он меня защищал, – сказал Мэйкон.

– Я бы вызвал надзор за животными.

– Слушай, ты иди, пока он успокоился.

– Или этот, как его, собачий отлов. Скажи, мол, хочешь избавиться от собаки.

– Давай, иди, Джулиан.

– Что ж, ладно. – Джулиан бочком протиснулся в дверь, косясь на Эдварда. – Пес негожий, – бросил он напоследок.

Мэйкон заковылял вглубь дома, Эдвард, пофыркивая, понуро плелся следом. В кухне Роза со стремянки принимала продукты, которые ей подавали Чарлз и Портер, и укладывала их в высокий шкаф с застекленной дверцей.

– Теперь давайте все, что на «м».

– Макароны сгодятся? – спросил Портер. – Они же на «м». А рожки на «р».

– Да, а лапша на «л». Ее надо было подать раньше.

– Роза, – окликнул Мэйкон, – меня тут Эдвард немножко укусил.

Конвейер остановился, Роза, Чарлз и Портер посмотрели на вытянутую руку Мэйкона. Теперь он уже чувствовал саднящую боль.

Роза ахнула и слезла со стремянки.

– Как же это вышло?

– Да так, случайно. Но продезинфицировать стоит.

– Надо сделать противостолбнячный укол, – сказал Чарлз.

– И потом избавиться от этой собаки, – добавил Портер.

Все посмотрели на Эдварда. Тот нервно осклабился.

– Он нечаянно, – сказал Мэйкон.

– Нечаянно чуть не отхватил тебе руку по локоть? Говорю, надо от него избавиться.

– Нет, я не смогу, – покачал головой Мэйкон.

– Почему это?

– Ну, понимаешь…

Все ждали.

– Ты знаешь, я не возражаю против кошки, – сказала Роза. – А Эдвард ужасный неслух. И с каждым днем все непослушнее.

– Можно кому-нибудь его отдать, кому нужна сторожевая собака, – предложил Чарлз.

– На бензоколонку, – поддержала Роза, из выдвижного ящика доставая бинт.

– Ни за что. – Мэйкон сел на стул, указанный Розой, и поставил костыли в угол. – Эдвард один-одинешенек на какой-нибудь заправке? Да он с горя помрет.

Роза обработала ранки меркурохромом. В местах укуса ладонь опухла и посинела.

– Пес привык спать со мной, – сказал Мэйкон. – Он никогда не жил один.

Кроме того, по натуре Эдвард был добрый, просто слегка взбалмошный. Он чувствовал настроение Мэйкона, любил его и всюду ходил за ним хвостом. Зигзагообразный рисунок на лбу придавал ему озабоченный вид. Заостренные уши, большие и бархатистые, были несравнимо выразительнее, чем у других собак: в минуты радости они торчали в разные стороны, словно крылья аэроплана. И пахло от него неожиданно приятно – он источал сладковатый запах любимого свитера, который нестираным пролежал в комоде.

И еще он был собакой Итана.

Когда-то Итан его расчесывал, купал, они вместе возились на полу; бывало, Эдвард задирал лапу, чтобы поскрести за ухом, а Итан на полном серьезе ему предлагал: «Позволь, я тебе почешу». Каждый день они смотрели в окно, дожидаясь дневной газеты; едва ее доставляли, Итан командовал: «Неси!» – и пес, мелькая пятками, радостным наметом летел по лужайке. Схватив газету, Эдвард на секунду замирал и оборачивался, проверяя, следят ли за ним, а затем с невероятно важным видом шествовал обратно и притормаживал перед зеркалом в прихожей, чтоб на себя полюбоваться. «Задавака», – ласково говорил Итан. Когда Итан готовился бросить теннисный мячик, Эдвард приходил в такой восторг, что вилял не только хвостом, но всем задом. От футбольного мяча он вообще терял голову – свирепо рыча, трепал его и бодал, загонял в живую изгородь, а Итан смеялся, и смех его, такой живой, звонкий и чистый, плыл в теплом вечернем воздухе.