Кристофер Ишервуд - Там, в гостях

И вот мы в пути. Надо ли говорить, что перебиваться хлебом и сыром следующие три дня и ехать третьим классом всю дорогу нам не придется? Из Вены, где переночуем с комфортом в отеле, а не на скамье при вокзале, мы поедем в спальном вагоне. Когда я рассказал об этом Вальдемару, он возмутился, мол, я испортил весь дух приключения. Впрочем, сопротивлялся он недолго.

Вальдемар любуется пейзажем, который, я думаю, уже кажется ему экзотичным, хотя за окном по-прежнему все та же Германия. Магический флер виду придает пункт назначения. Вальдемар знает только, что едет в страну, wo die Zitronen bluehen [25] «Там, где цветут лимоны» ( нем. ), по названию вальса Иоганна Штрауса. , где у девушек темные глаза. Все в его немецкой душе отвечает традиционной нордической тяге к странствиям: путь на юг – иных приключений северный германец просто не знает. А все, что мы оставили в городе позади себя – Гитлер у власти, поджог Рейхстага, начало террора, – Вальдемар принимает как фон. Этим утром он так и сказал:

– Как же я рад, Кристоф, что мы уезжаем. Тут делать нечего.

Вальдемар – убежденный антинацист, но главным образом потому, что такие настроения испытывают люди, чье мнение он уважает. Случись ему попасть под влияние этакого харизматичного старшего брата, нацистского лидера молодежи, и я бы не решился отвечать за последствия. Сам он, как иной берлинец, уже привык к людям в коричневой форме, полицейским облавам, уличным стычкам и побоям; для него они проходят под заголовком «политика», то есть все правильно. Вальдемар – добродушный шалопай, беспечный малый, вряд ли способный на особую жестокость, но видно, что жестокость в других людях его не сильно шокирует. Раз за разом я замечаю, как парни вроде Вальдемара инстинктивно принимают садизм, и это страшно; им не надо читать Крафт-Эбинга [26] Рихард фон Крафт-Эбинг (1840–1902), немецкий и австрийский психиатр и криминалист, автор «Учебника судебной психопатологии». или же знать, что это слово значит. Не сомневаюсь, Вальдемар инстинктивно улавливает связь между «злыми» госпожами в кожаных сапогах, что занимались своим ремеслом у «Торгового дома Запада» [27] «Ка-Де-Ве» ( нем. KaDeWe, Kaufhaus des Westens ) – универмаг, один из крупнейших в мире, был открыт в 1907 году на улице Тауэнцинштрассе в берлинском районе Шенеберг. , и юными головорезами в нацистской униформе, сегодняшними гонителями евреев. Стоило госпоже в сапогах приметить потенциального клиента, как она хватала его, затаскивала в такси и увозила на порку. Разве парни из СА [28] Штурмовые отряды ( нем. Sturmabteilung), т. н. «коричневорубашечники». не проделывают то же, только со своими клиентами? Просто поркой они увлекаются смертельной. Не было ли первое психологически генеральной репетицией последнего?

В отличие от Вальдемара, я думаю не о южном городе в конце пути, а о северном, который мы оставили. До недавних пор я и не задумывался, что мне придется покинуть Берлин, не верил, что нацисты правда придут к власти. Время от времени я, конечно, любил разлиться соловьем о вероятности рейхсверского путча и коммунистической революции, однако сам не считал ее серьезной. Я, наверное, даже готов был остаться в Берлине, лишь изредка наведываясь в Англию, где уже ощущаю себя немножечко иностранцем.

За проведенное в Берлине время я привык считать, что глубоко погрузился в политическую жизнь немцев. Письма в Англию писал сдержанным, раздражительным тоном военного корреспондента посреди сражения, мол, не отвлекайте меня. Приезжая же в Лондон, позволял относиться к себе как к знатоку ситуации в Германии, а на расспросы отвечал, начиная всегда одинаково: «Определенно, людям в этой стране надо кое-что уяснить…»

Но вот нацисты пришли к власти, и я вынужден признать, что политикой серьезно не интересовался и партизаном не был. В Берлин я прибыл безответственным искателем огонька. Проказником, что получил удовольствие в тот день на квартире Braut Вальдемара и захотел добавки. Однако позже, исследовав ночную жизнь Берлина вдоль и поперек, я начал уставать от нее и заделался пуританином. Жестоко критиковал порочных иностранцев, кто ехал сюда в поисках удовольствий, – они, мол, эксплуатируют голодающий рабочий класс Германии, обращая их в проституток. Негодовал я искренне и даже оправданно: когда видишь закулисье ночной жизни Берлина, она кажется тебе жалкой. Но изменился ли я внутри? Не остался ли столь же безответственным, раз бегу от такой ситуации? Не предатель ли я?