Луиза Мэй Олкотт - Старомодная девушка

Она была рада побыть в одиночестве и сначала с удовольствием осмотрела разнообразные безделушки, а потом принялась неспешно расхаживать взад-вперед по просторной комнате. Дневной свет постепенно мерк. Гостиная освещалась теперь только всполохами пламени в камине. Девочке было тепло и уютно, и она тихонько запела одну из своих любимых песен.

– Ах, я так давно не слышала эту песню, – раздался голос пожилой дамы, которая неслышно вошла в гостиную. – Спой мне, пожалуйста, еще раз, милая, – попросила она, опустившись в мягкое кресло.

Полли не очень любила петь незнакомым людям. Все ее занятия музыкой сводились к редким урокам, на которые хватало сил у ее вечно занятой мамы, и она была не уверена, что ее исполнение достойно чужого слуха. Но просьба сейчас исходила от пожилой леди, а Полли была приучена проявлять уважение к старшим. Не находя убедительных причин для отказа, она покорно уселась за рояль, который стоял в смежной с гостиной комнате.

– Как приятно слушать такую музыку! – восхитилась мадам, когда Полли закончила. – Спой, будь любезна, еще, – ласково попросила она.

Вдохновленная похвалой девочка осмелела, ее чистый голосок зазвучал с той пронзительной искренностью, которая заставляет быстрее биться даже сердце черствого слушателя. Ах, эти милые старые мелодии, которые никогда не надоедают! Из них-то и состоял репертуар Полли. Больше всего ей нравились шотландские песни. Она спела «Светловолосого паренька», «Джека О’Хейзлдина», «Там, среди вереска» и «Берксов из Аберфельди». С каждым разом у нее получалось все лучше. Девочка завершила маленький свой концерт песней «За здравие короля Карла», и гостиная просто звенела от зажигательной музыки, рожденной голосом и роялем.

– Ух ты, как весело. Спой еще, пожалуйста! – раздался вдруг новый голос, и над спинкой кресла, в котором сидела мадам, возникла рыжая голова Тома, который, как оказалось, прятался там все это время.

Полли вздрогнула от неожиданности. Ей-то казалось, что ее пение слышит лишь дремлющая возле камина мадам.

– Нет, больше не могу петь. Я устала. – И, покинув рояль, она направилась к креслу старой леди.

Ярко-рыжая голова, явно испуганная ледяным тоном девочки, со скоростью метеора снова исчезла за спинкой.

Мадам легким движением пальцев поманила Полли к себе и, когда та приблизилась, заключила в объятия столь ласково, что девочка, вмиг забыв о ее суровой наружности, внушительного вида чепце и о большой разнице в возрасте, доверчиво ей улыбнулась, согретая сознанием, что принесла радость исполнением простых мелодичных песен.

– Не смущайся, что я все время пристально на тебя смотрю. – Мадам легонько ущипнула Полли за румяную щеку. – Просто я так давно не видела девочек, и мне радостно глядеть на тебя.

– Давно не видели девочек? – удивилась Полли. – А как же Фанни и Мод?

– О нет, моя милая. Это совсем другое, – вздохнула мадам. – Фанни уж года два как юная леди. А Мод – избалованный и капризный ребенок. Ах, насколько же разумная женщина твоя мама, дитя мое.

«Очень странная пожилая леди», – пронеслось в голове у Полли, однако вслух она лишь почтительно произнесла:

– Да, мэм.

– Сдается мне, ты не совсем меня поняла, – нежно коснулась ее подбородка пожилая леди.

– Да, мэм, не совсем, – подтвердила девочка.

– Тогда позволь, дорогая, тебе объяснить. В мои юные годы девочек четырнадцати-пятнадцати лет не одевали по последней моде. И не устраивали им вечеринок наподобие тех, на которые собираются взрослые. Они не вели нездоровую легкомысленную праздную жизнь, которая превращает их к двадцати годам в холодных, скучающих, равнодушных существ. Мы оставались детьми лет примерно до восемнадцати. Трудились, учились и одевались как дети. С почтением относились к родителям. И, мне кажется, каждый день нашей жизни был куда более насыщен и длился дольше, чем сейчас.

Произнося это, пожилая леди держала Полли за ручку, но обращалась не к ней, а к выцветшему портрету на стене, с которого строго взирал пожилой джентльмен со старомодной прической.

– Это, мадам, ваш отец? – догадалась Полли.

– Именно, дорогая. Мой уважаемый и почтенный отец. До самой его кончины я тщательно содержала в порядке его жабо, и первые деньги я заработала у него. Это были пять долларов, которые он назначил как приз той из своих шести дочерей, которая лучше всех сумеет заштопать его шелковые чулки.

– Вы, должно быть, очень гордились! – с чувством воскликнула Полли, прижавшись разгоряченной щекой ей к плечу.