Томас Рид - Избранные произведения. Том III

Затерявшаяся гора расположена в длину почти точно с севера на юг примерно на четыре мили и составляет немного более одной мили в ширину, высота ее около 500 футов.

Этого мало для горы вообще, но вполне достаточно для того, чтобы заслужить название горы среди необозримых открытых равнин, где всякий холм возвышается одиноко и издалека заметен, затерянный в пустыне.

— С какой стороны находится озеро, синьор Вицента? — спросил Роберт Тресиллиан, всегда ехавший вместе с доном Эстеваном и гамбузино во главе каравана.

— С южной, — ответил Педро, — и это большое счастье для нас, так как в противном случае нам пришлось бы сделать, по крайней мере, одну лишнюю милю.

— Вот как! А я полагал, что вся гора имеет в длину не более четырех миль.

— Это совершенная правда, сеньор, но местность вокруг горы усеяна огромными обломками скал, среди которых мы с нашими повозками никогда бы не проехали. Я полагаю, что эти обломки скатились с горы; но я никогда не мог понять, как это они могли откатиться на несколько сот метров от подножия. А ведь я всю свою жизнь занимался изучением строения гор, прежде чем заняться, в частности, этой.

— И ваши занятия пошли вам впрок, — прервал его дон Эстеван. — Но оставим в покое на время геологические диспуты. Меня беспокоит теперь нечто другое.

— Что же вас беспокоит? — спросил Тресиллиан.

— Я слышал, будто индейцы несколько раз посещали Затерявшуюся гору. Кто знает, может быть, мы идем им навстречу?

— В этот нет ничего невероятного, — пробормотал гамбузино.

— Даже в подзорную трубу, — продолжал дон Эстеван, — я не замечаю никакого признака присутствия этих людей; но дело в том, что гора видна нам только с одной стороны, и мы не знаем, что делается с другой. Надо рассчитывать на все, даже на несчастье. Я того мнения, что несколько человек, у которых лошади покрепче, должны отправиться на рекогносцировку. Если бы по ту сторону показалось значительное количество краснокожих, то, будучи предупреждены, мы могли бы построить корраль и защищаться в нем.

Дон Эстеван был старый воин. Прежде чем заняться добыванием золота, он провел не одну кампанию против трех больших индейских племен, враждебных мексиканцам, — против команчей, апачей и навайев. Поэтому гамбузино не раздумывая одобрил его план и просил только позволения участвовать в рекогносцировке. Выбрано было ему в спутники полдюжины храбрецов, лошади которых имели еще достаточно сил, чтобы дать своим седокам возможность ускользнуть из рук дикарей, в случае если бы последние пустились за ними в погоню.

Генри Тресиллиан был в числе этих храбрецов. Он сам вызвался при первых же словах дона Эстевана, так как не боялся за своего коня: он знал, что у Крузадера — так звали коня — хватит сил, чтобы доставить его куда угодно и унести от какого угодно врага.

Крузадер был великолепный арабский конь, не имевший себе равного в мире. Вороная, без малейшей отметинки, масть, тонкие мускулистые ноги, сильное и стройное тело и необыкновенная понятливость делали его конем совершенно необыкновенным.

Генри любил его как друга. Все лошади в караване казались больными, измученными и полумертвыми от жажды; Крузадер же, казалось, нисколько не страдал от недостатка воды. Можно было даже предположить, что молодой господин поделился с ним своим последним глотком.

Несколько минут спустя лазутчики, получив необходимые инструкции, поскакали галопом.

Роберт Тресиллиан не возражал против того, чтоб его сын отправился на рекогносцировку. Он сам радовался храбрости, которую выказывал Генри при всяком удобном случае, и теперь долго провожал его нежным взглядом.

Еще одни глаза долго следили за молодым человеком с выражением страха и вместе с тем гордости. То были глаза Гертруды Вилланева. Она гордилась храбростью, которую выказал тот, кого избрало ее юное сердце, но вместе с тем нежная ее душа содрогалась при мысли об опасностях, которым он беспрерывно подвергался.

Двадцать минут спустя весь караван пришел в смятение. Животные, раздувая ноздри, поднимали головы, вдыхали в себя воздух и судорожно поводили ушами. Рогатый скот отвечал мычанием на ржание лошадей и рев мулов. Что за суматоха! Что за оглушающий шум! Голос мажордома, взявшего на себя обязанность смотреть за караваном, перекрывал все голоса.

— Смотрите, чтобы не произошло беспорядка! — кричал он изо всех сил.

Животные, страдавшие жаждой, почувствовали близость воды. Уже не требовалось удара бича, чтобы заставить их идти вперед — туда, вдаль. Возницы с трудом могли сдерживать их.