Томас Рид - Избранные произведения. Том III

«Да-да!» — кричал пересмешник, когда я проезжал под высокими магнолиями.

«Да-да!» — повторяли за ним тысячи голосов его соперников — других лесных певцов. Или это было только эхо ее голоса, все еще звучавшего в моем счастливом сердце?

Уплата ста долларов за участок поставила меня перед необходимостью связаться с моим нэшвиллским другом. По счастью, в Суомпвилле была почта, и я немедленно направился туда. Приехав в городок, я нашел его, фигурально выражаясь, в горячке. За время моего короткого отсутствия произошло важное событие. Утренняя почта принесла волнующее сообщение об открытии золотых россыпей в Калифорнии. Слухи об этом доходили до меня и раньше, но я им не верил. Теперь же стало известно, что переселенцы, возвратившиеся из Калифорнии, появились в Сент-Луисе и других пограничных городах и привезли не только самые точные сведения о найденном золоте, но также большие куски золотоносного кварца и мешочки с золотым песком. Никто больше не сомневался в чудесном открытии. В газетах из Нового Орлеана и Сент-Луиса подробно описывалось, как бывшие солдаты, копая канаву, случайно наткнулись на золото, как оползень открыл невиданные золотые россыпи. Описывалось возбуждение, охватившее население этих многолюдных городов.

Суомпвилл не отставал от них. Весь городок был охвачен волнением. Необычайное сообщение увлекло не только бездельников — самые серьезные дельцы теряли способность трезво рассуждать. Уже организовалась компания, в которую вошло много состоятельных людей. Даже полковник Кипп поговаривал о перенесении вывески своей гостиницы к берегам Тихого океана, Суомпвилл был настолько охвачен золотой лихорадкой, что ему грозило полное обезлюдение.

Многие из моих товарищей по мексиканской компании нашли применение своей энергии на новом поле деятельности, но меня оно совсем не привлекало. Я не сдавался на уговоры суомпвиллцев вступить в компанию, хотя мне и предлагался в ней какой-то почетный пост. В тот день я за все золото Калифорнии не отдал бы мой новый дом в лесу, под густой сенью которого скрывалось более привлекательное для меня сокровище. Я мечтал не о поездке к далеким берегам Тихого океана, а о возвращении на берег Илистой речки, и вынужденная задержка, мешавшая исполнению моего желания, крайне меня раздражала. Ни радушное гостеприимство полковника Киппа, которого мечты о золоте сделали особенно любезным, ни улыбки сюсюкающей Альвины, ни более откровенное кокетство Каролины, очарованной моими золотыми пуговицами, не могли рассеять мое дурное настроение. Я появлялся в гостинице только к столу, а остальное время бродил по лесу, стараясь найти успокоение своим пылким чувствам. Но куда бы я ни шел, я всякий раз незаметно для себя оказывался на дороге, ведущей к Илистой речке. Я прислушивался к звукам леса — к пению птиц, жужжанию пчел, которые ассоциировались в моей памяти с мелодичным голосом Лилиен. Мне доставляло неизъяснимое блаженство смотреть на лесные цветы, особенно на пунцовые бегонии, ставшие для меня символом моей любви. Ту, которая была для меня дороже всех, я бережно хранил, поставив в стакан с водой на туалетном столике. Увы, именно эта заботливость и погубила цветок. Вернувшись однажды из леса, я нашел его на полу, растоптанным чьим-то злобным каблуком. Не был ли это твой каблук, Каролина Кипп? Вместо бегонии на столе стоял букет величиной с капустный кочан, из каких-то ужасных желтых цветов. Это было, очевидно, сделано, чтобы досадить мне, а может быть, чтобы доставить мне удовольствие. Во всяком случае, я решил отомстить. Поврежденная бегония пахла еще нежнее, чем раньше. Хотя исправить прелестный колокольчик ее цветка было невозможно, я все-таки целый день носил его в петлице, и это, кажется, мучило Каролину. За те два дня, что я не видел Лилиен Холт, моя любовь к ней превратилась в страсть, которую разлука только увеличивала. Добавьте к этому то окружение, в котором я нашел Лилиен, как жемчужину в дешевом футляре, добавьте романтичность нашей первой встречи и исключительные обстоятельства второго, последнего свидания. Вот почему я был весь во власти волшебных чар, которым, вероятно, суждено было определить всю мою дальнейшую жизнь. Поэтому на утро третьего дня, когда я вскочил на лошадь и направился к участку Холта, я не думал о выселении скваттера. В моих мечтах не было места для грубой действительности. Я не строил планов о том, как вступлю во владение участком, как буду хозяйничать там и какие введу улучшения. Земля была куплена и оплачена, но как охотно готов я был предложить скваттеру остаться по-прежнему в хижине и владеть спорным участком пополам со мной! Для этого нужно было только одно условие: пусть я буду его гостем — постоянным или временным, — лишь бы иметь возможность наслаждаться присутствием его очаровательной дочери и открыть ей свои чувства. Вот о чем я думал по дороге к Илистой речке. Я ехал, собственно говоря, для того, чтобы вступить во владение и выселить прежнего хозяина. Но не этого жаждало мое сердце. Его влекло совсем другое чувство — его влекла любовь.