Томас Рид - Избранные произведения. Том III

Я занимал выгодную позицию, прижимаясь спиной к двери здания. Косяки с обеих сторон защищали меня. Я был подобен барсуку в норе, на которого нападают терьеры.

Не могу сказать, сколько бы времени сумел продержаться. Несомненно, это зависело от храбрости нападавших и их гнева, который они подогревали постоянными криками и угрозами. Они окружили дверь, словно стая свирепых псов, загнавших в тупик оленя, и даже самый смелый из них не решался прыгнуть вперёд первым.

Сцена стала напоминать фарс: так долго и так старательно нападавшие медлили. Фарс перешел в комедию, когда я вдруг потерял опору за спиной и упал.

Оказалось, что кто-то за мной открыл дверь.

Упав назад, я почувствовал, что ударился головой о чьи-то ноги. Они смягчили мое падение, иначе я мог бы потерять сознание: пол был вымощен каменными плитами.

Человек, открывший дверь, переступил через меня и остановился на пороге. Когда он проходил мимо, я увидел что-то блестящее. Это была сабля.

Сначала я подумал, что он решил помешать мне отступить. Конечно, это был один из моих врагов. Мог ли я ожидать, что встречу в таком месте друга и защитника?

Впрочем, особого значения это не имело. Я считал, что уйти через дверь невозможно. Даже если успею ее закрыть, это не поможет.

Но тут мне пришло в голову соображение, о котором я раньше не подумал. А есть ли в доме задняя дверь? Или лестницы, ведущие на плоскую крышу — асотею?

Человек, открывший дверь, стоял спиной ко мне и лицом к улице. Он находился между косяками двери, и я заметил, что саблю он угрожающе выставил перед собой. Властным голосом он приказал разгоряченной толпе не приближаться и подкрепил слова длинным толедским клинком, чья сталь смертоносно блестела в свете ламп. Нападавшие замолчали. Последовал короткий промежуток тишины.

Его нарушил хозяин дома.

— Негодяи! — заговорил он тоном, каким обращаются к подчиненным. — В чем дело? Что вам нужно?

— Враг! Янки!

— Карамба! Вероятно, это одно и то же. Похоже, вы правы, — продолжал он, полуобернувшись и глядя на мой мундир. — Но зачем это вам? — продолжал он. — Какая польза нашей стране, если мы убьем беднягу?

Его слова вызвали во мне обиду и возмущение. В говорившем я узнал красивого молодого человека, который только что получил записку от Мерседес Вилья-Сеньор! Какая горькая ирония в том, что именно он стал моим защитником!

— Пусть подходят! — воскликнул я, в отчаянии от этой мысли. — Мне не нужна ваша защита, сэр! Но все равно спасибо! В моих руках жизнь, по крайней мере, двенадцати из этих джентльменов. После этого они могут забрать мою. Отойдите в сторону и увидите, как я разбросаю этот трусливый сброд. В сторону, сэр!

Наверно, мой защитник решил, что я спятил.

— Карамба, сеньор! — ответил он, — Вероятно, вы не отдаете себе отчета в том, какая опасность вам грозит. Достаточно мне сказать слово, и вы мертвец.

— Так скажите его, капитан! — крикнул кто-то в толпе. — Почему вы молчите? Янки вас оскорбил. Нужно наказать его хотя бы только за это! Смерть! Смерть американцу!

Возбужденная толпа ринулась к двери.

— Вы ошибаетесь, капитан Морено! — ответил рослый, смуглый мужчина, стоявший в первом ряду, в котором я узнал предводителя нападавших. — Перед вами один из тех, кто, как и вы, сражался в тех двух битвах, о которых вы упомянули. И, в отличие от вас, не попал в плен и не был отпущен под честное слово!

— Капитан Карраско, если не ошибаюсь? — насмешливо спросил мой защитник. — Могу поверить, что это к вам не относится. Вы уж точно не пленник. Успели убраться подальше еще до окончания сражения!

— Карамба! — закричал его смуглый противник, побледнев от гнева. — Вы смеете говорить это мне? Слышали, камарадос? [22] Камарадос (исп.) — друзья, товарищи. Капитан Морено считает себя не только нашим судьей, но и защитником проклятых захватчиков! И мы должны подчиниться его приказам, мы, жители Пуэбла?!

— Нет! Мы этого не потерпим! Смерть американцу! С янки нужно покончить!

— Вам придется сначала миновать мою саблю, — хладнокровно произнес Морено.

— И ствол моего пистолета, — добавил я, становясь рядом со своим великодушным хозяином.

Неожиданное сопротивление изменило поведение Карраско и его трусливых товарищей. Хотя они продолжали кричать, но ясно было, что решительность их оставляет. Они как будто знали характер моего защитника и его саблю, и это, несомненно, их сдерживало. Мои шестизарядные пистолеты, которые я теперь держал в обеих руках, тоже охлаждали их пыл. Но все же толпа не расходилась. В любой момент они могли наброситься на нас.