Томас Рид - Избранные произведения. Том III

— Ваша энергия мне нравится, синьорина… так же, как ваша красота… Но придется на нее наложить узду… О, совсем легкую… достаточно двадцати четырех часов для этого, а, может быть и двенадцати, но я вам предоставлю целый день. Если к концу этого срока вы не согласитесь, чтобы наш брак был совершен по всем правилам церковного обряда, тогда мы обойдемся и без священника. Вы понимаете?

— Святая Мадонна!

— Бесполезно призывать Мадонну. Она вас все равно не спасет. Здесь никто не может вырвать вас из моих рук, даже Его Святейшество. Здесь, в горах, один властелин — Корвино, и Лючетта Торреани будет его невольницей!

Внезапно раздавшийся крик извне заставил вздрогнуть разбойника. Торжествующее выражение его лица сменилось выражением страшной тревоги.

— Что такое? — пробормотал он, подскочив к двери и тревожно прислушиваясь.

Снова раздалось завывание волка. Но этот сигнал шел не с обычной стороны. Завывание доносилось с юга и ответ шел оттуда же.

Что это значило? Кого из членов недоставало в шайке?

Корвино вспомнил о Томассо, которого он утром послал с поручениями, но не могло быть сразу двух Томассо, с юга и с севера.

Пока он размышлял об этом, стоя у дома, до него донеслись звуки борьбы, крики и выстрелы.

Это стреляли часовые.

Разрядив свои ружья, они бросились вперед с криком, прозвучавшим как похоронный звон в ушах начальника:

— Измена!

Действительно, это была измена. Все разбойники были связаны и захвачены в плен.

Соломенные хижины бандитов и дом начальника были окружены вооруженным отрядом.

Отдельные выстрелы смешивались с глухими стонами умирающих и удивленными возгласами бандитов, захваченных во время сна в постелях.

Борьба была скоро окончена… прежде, чем Корвино успел принять в ней участие.

За всю свою долгую преступную жизнь это с ним случилось впервые… В первый раз он был захвачен врасплох и в первый раз испытал чувство, похожее на отчаяние… И это в тот момент, когда приближалось осуществление долго лелеянной им мечты!

Откуда шла эта напасть? Кто изменник?

Измена была несомненна… иначе как же можно было обмануть бдительность часовых? Кто мог знать сигналы? Но предаваться размышлению было некогда. Приходилось заботиться о собственном спасении.

Первым движением рассвирепевшего начальника было желание принять участие в борьбе между его сообщниками и таинственным неприятелем.

Но борьба была тотчас же и окончена. Это скорей был просто захват сонных людей, сдавшихся без сопротивления. Даже громовой голос начальника не мог им внушить необходимой храбрости для борьбы.

Повинуясь инстинкту самосохранения, Корвино запер за собой дверь и вернулся в комнату, решив защищаться до последней крайности.

Сперва он хотел потушить огонь. Темнота все-таки несколько защищала бы его.

Но рано или поздно будут принесены факелы, да и недолго еще оставалось до восхода солнца.

Стоило ли затягивать на два или три часа неизбежное решение своей судьбы?

Он вспомнил о Лючетге. Она одна представляла еще средство, если не торжества, то, по крайней мере, спасения.

Как это он не подумал раньше? Напротив, пусть огонь горит ярче, дабы враги его могли вдоволь налюбоваться представившейся их глазам картиной.

Ярко освещенная картина эта представляла собой на середине комнаты Лючетту Торреани, лицом к окну, а позади нее самого Корвино. Левой рукой он держал за талию молодую девушку, а в грудь ее упиралось острие кинжала.

Правая рука его оставалась на перевязи, но он нашел средство удерживать в прямом положении молодую девушку: он зажал в зубах прядь ее волос.

Волонтеры через окно наблюдали эту странную сцену. Двое из них обезумели от ярости и горя. Это были Луиджи и Генри Гардинг.

Если бы не железные перекладины, защищающие окно, они уже давно заскочили бы в комнату. Они были вооружены карабинами и пистолетами, но не смели воспользоваться ими и должны были молча выслушивать следующие слова Корвино:

— Синьоры, — начал он, разжимая зубы, но не выпуская волос. — Я не стану тратить лишних слов… Я вижу ваше нетерпение… Вы жаждете моей крови… Я в вашей власти… Придите, пейте мою кровь!.. Но если я должен пасть под вашими ударами, Лючетта умрет со мной. Как только кто-нибудь из вас коснется курка карабина или попробует взломать мою дверь, я вонжу ей в сердце мой кинжал.

Все молчали, затаив дыхание, не спуская сверкающих глаз с оратора.