Оноре де Бальзак - Сельский врач

– Господин Бенаси, – ласково промолвила она, видя, что доктор остановился, – окажите мне честь, отдохните у нас.

– Охотно, – ответил он. – Проходите, капитан.

– Наверно, вам жарко, не угодно ли молока или вина? Муж позаботился запасти вина к моим родам. Отведайте, господин Бенаси, и скажите, годится ли оно.

– Ваш муж – достойнейший человек.

– Да, сударь, – спокойно ответила она, оборачиваясь, – мне выпала счастливая доля.

– Мы ничего не хотим, госпожа Виньо, я зашел посмотреть, не стало ли вам худо.

– Нет, нет, – сказала она. – Видите, я разрыхляла грядки в саду, чтобы не сидеть сложа руки.

В эту минуту пришли обе матери – поздороваться с Бенаси, а кучер так и остался стоять посреди двора, откуда ему хорошо был виден доктор.

– Посмотрим, дайте-ка руку, – сказал Бенаси г-же Виньо.

Он замолчал и, углубившись в себя, стал внимательно и сосредоточенно считать пульс. А женщины тем временем рассматривали офицера с тем простодушным любопытством, которое, не стесняясь, выказывают сельские жители.

– Все идет хорошо, – весело объявил доктор.

– Да скоро ли она родит? – спросили обе матери.

– На этой неделе непременно. – И, помолчав, добавил: – А что, Виньо в разъездах?

– Да, сударь, – ответила молодая женщина, – муженек мой торопится устроить все дела, чтобы быть дома во время родов.

– Ну, что ж, друзья мои, процветайте, богатейте, деток наживайте.

Офицера изумила чистота, царившая в полуразвалившемся доме. Бенаси, заметив его удивление, сказал:

– Так вести хозяйство умеет лишь одна госпожа Виньо! Хотелось бы мне, чтобы кое-кто из соседок поучился у нее.

Молодая женщина вспыхнула и потупилась; а обе старухи просияли от похвал доктора. Все трое проводили его до того места, где были привязаны лошади.

– Ну вот, – обратился Бенаси к старушкам, – теперь вы вполне счастливы. Ведь вам хотелось стать бабушками.

– Ах, и не говорите! – вмешалась молодая женщина. – Терпенья моего нет! Обе мамаши хотят внука, а муж ждет дочурку. Трудновато будет всем угодить.

– Ну, а вы-то сами кого хотите? – спросил, смеясь, Бенаси.

– Я-то, сударь, просто хочу ребенка.

– Видите, в ней уже проснулась мать, – сказал доктор офицеру, взяв лошадь под уздцы.

– Прощайте, господин Бенаси, – сказала молодая женщина, – муж будет жалеть, что вы его не застали.

– А он не забыл отправить тысячу черепиц в Гранж-о-Бель?

– Понятно, отправил. Да ведь вы знаете – он махнет рукой на заказы всего кантона, лишь бы вам услужить. Только очень ему не по душе с вас брать деньги, ну а я говорю, что ваши деньги приносят счастье, и это правда.

– До свиданья, – сказал Бенаси.

Три женщины, кучер и два работника собрались у плетня близ входа на черепичный завод, чтобы не расставаться с Бенаси до последней минуты, как это водится, когда человек дорог. Сердечные побуждения всюду одинаковы. Поэтому-то трогательные обычаи дружбы так схожи во всех странах.

Бенаси взглянул на солнце и сказал спутнику:

– Смеркаться начнет часа через два, и, ежели вы не очень проголодались, мы с вами навестим одну милую девушку, которой я почти всегда уделяю время, остающееся до обеда после объезда больных. В кантоне ее называют моей «подружкой», но не подумайте, что этим прозвищем, которое в наших краях принято давать невестам, ее наградили по злым наветам. Хотя мое попечение о бедной девочке вызывает ревнивое чувство, что отчасти и понятно, но сложившееся у всех мнение о моем характере исключает всяческие кривотолки. Люди, правда, не понимают, почему я предоставил девушке ренту, чтобы она жила, не работая, и считают это просто причудой, но все уверены в ее добродетели и знают, что, если бы привязанность моя перешла границы дружеской заботы, я без колебаний женился бы на ней. Но не только в нашем кантоне, – присовокупил доктор, пытаясь улыбнуться, – нигде в мире женщины для меня не существуют. Человек любвеобильный, милейший Блюто, испытывает непреодолимую потребность прилепиться душой к какому-нибудь одному делу или существу, особенно когда жизнь для него – пустыня. Поэтому, послушайте меня, снисходительнее судите о человеке, питающем привязанность к собаке или лошади! Среди страждущей паствы, доверенной мне волею случая, бедная болезненная девочка для меня то же, что на солнечной моей родине, в Лангедоке, любимая овечка для пастушек: они украшают ее выцветшими лентами, разговаривают с ней, позволяют пастись у самой нивы, и собака никогда не подгоняет ленивицу.