Дино Буццати - Татарская пустыня. Загадка старого леса (сборник)

А вот и новые друзья Дрого – лейтенанты Карло Морель, Пьетро Ангустина, Франческо Гротта, Макс Лагорио. В этот свободный час они собрались все вместе в столовой. Кроме них здесь был только прислужник, подпиравший притолоку дальней двери, а из полумрака с развешанных по стенам портретов взирали на офицеров старые полковники. Восемь бутылок чернели на скатерти среди остатков закончившейся трапезы.

Все были слегка возбуждены – то ли от вина, то ли оттого, что час такой поздний. Когда они умолкали, снаружи доносился шум дождя.

Отмечали отъезд графа Макса Лагорио, который отслужил два года в Крепости и завтра должен был ее покинуть.

– Ангустина, – сказал Лагорио, – если ты тоже решишь ехать, я тебя подожду.

Сказал он это, как всегда, шутливо, но чувствовалось, что намерение свое готов выполнить.

Ангустина тоже отслужил два года, но уезжать не собирался. Он был бледен и сидел с отрешенным видом, словно никто здесь ему не нужен и попал он сюда совершенно случайно.

– Ангустина, – повторил Лагорио, почти срываясь на крик, так как был сильно навеселе, – если ты тоже решишь ехать, я могу тебя подождать. Хоть три дня.

Лейтенант Ангустина промолчал – лишь принужденно улыбнулся.

Его голубой, выгоревший на солнце мундир отличался какой-то неуловимой небрежной элегантностью.

Лагорио, положив правую руку на плечо Ангустины и призывая на помощь остальных – Мореля, Гротту, Дрого, – сказал:

– Повлияйте на него хоть вы. Ведь в городе ему будет лучше.

– Что значит – лучше? – спросил Ангустина, изображая заинтересованность.

– Я хотел сказать, что в городе ты себя будешь лучше чувствовать.

Как, впрочем, и все мы. Так я считаю.

– Я чувствую себя прекрасно, – сухо отозвался Ангустина. – И в лечении не нуждаюсь.

– А кто говорит про лечение? Я сказал, что жизнь в городе пошла бы тебе на пользу.

После слов Лагорио стало слышно, как на дворе льет дождь.

Ангустина разглаживал двумя пальцами усики; разговор этот был ему неприятен.

Но Лагорио не унимался:

– О матери, о родных ты не думаешь… Представляешь, как твоя мама…

– Моя мама не пропадет, – ответил Ангустина тоном, в котором сквозила горькая усмешка.

Лагорио, заметивший это, переменил тему:

– Подумай сам, ведь послезавтра ты мог бы встретиться с Клаудиной. Уже два года, как она тебя не видела.

– Клаудина… – вяло отозвался тот, – какая еще Клаудина? Что-то не помню.

– Ну как же, не помнишь! С тобой сегодня просто невозможно разговаривать! Надеюсь, я не выдал никакой тайны? Вас же постоянно видели вместе.

– А-а! Теперь припоминаю, – просто из вежливости ответил Ангустина. – Нашел о ком говорить. Да она, должно быть, и думать обо мне забыла…

– Ну, это ты брось, нам-то известно, что все девчонки от тебя без ума, нечего строить из себя скромника! – воскликнул Гротта.

Ангустина посмотрел на него в упор долгим взглядом: такая пошлость была ему явно не по душе.

Помолчали. Снаружи, во тьме, под осенним дождем вышагивали часовые. Вода, булькая, лилась по террасам, журчала в водосточных трубах, стекала по стенам. За окнами стояла непроглядная темень.

Ангустина вдруг хрипло и резко кашлянул. Казалось странным, что молодой человек с такими утонченными манерами может издать столь неприятный звук. Но Ангустина продолжал кашлять, прикрывая рот и каждый раз наклоняя голову, словно хотел этим показать, что ничего не может с собой поделать, что он здесь ни при чем и вынужден терпеть такое неудобство просто в силу своего хорошего воспитания. Таким образом он превращал кашель в этакую оригинальную привычку, даже заслуживающую подражания.

За столом воцарилась тягостная тишина, которую Дрого счел нужным нарушить.

– Послушай, Лагорио, – спросил он, – в котором же часу ты завтра отбываешь?

– Думаю, около десяти. Хотелось бы выехать пораньше, но нужно попрощаться с полковником.

– Полковник поднимается в пять утра. И летом, и зимой – ровно в пять, так что из-за него у тебя задержки не будет.

Лагорио рассмеялся.

– Да, но я не собираюсь подниматься в пять. Хоть в последнее утро отосплюсь, за мной ведь никто не гонится.

– Значит, послезавтра будешь на месте, – заметил Морель не без зависти.

– Клянусь, мне самому это кажется невероятным, – откликнулся Лагорио.

– Что именно – невероятным?

– Что через два дня я уже буду в городе, – пояснил Лагорио. И после паузы добавил: – Теперь уже – навсегда.