Наринэ Абгарян - Всё о Манюне (сборник)

– Потом уберем, – просипела я – голос от волнения куда-то пропал.

Сундук под нами взволнованно закопошился.

– Кхм-кхм, – кинулась откашливаться Манька, чтобы заглушить шум.

– Надо обязательно убрать лошадку, зачем ей тут пылиться? – Ба подхватила игрушку под уздцы и покатила ее к нам. Мы с Манькой заелозили попами по крышке, но слезать не стали, только теснее прижались друг к другу. Копошение в сундуке, вместо того чтобы затихнуть, усилилось!

– Сами встанете или помочь? – нависла над нами грозовой тучей Ба.

– Ладно! – подала голос из сундука Каринка. – Вставайте.

– Ой, – подбоченилась Ба, – неужели Чингисхан вернулся?

– Она откуда-то снизу говорит, наверное, с первого этажа, – попыталась надышаться перед смертью Манька, но было уже поздно.

Ба сдернула нас за меховые шивороты с сундука и распахнула крышку.

– Опачки, – прогудела колоколом, – вот где наш косорукий моджахед прячется!

– А чего сразу косорукий! – вынырнула из-под тетрадок Каринка.

– То есть ты мне специально в голову метила, да?

– Я в сумку метила, но не рассчитала скорость твоего движения. Пока камушек летел, ты прошла вперед. Ну и вот.

Ба подхватила Каринку за ухо и потянула вверх. Каринка ойкнула и встала на цыпочки. Ба потянула выше. Сестра проворно взобралась на борт сундука. Ба не растерялась и дернула ее за ухо вниз. Пришлось Ка– ринке спрыгнуть вслед за своим ухом.

– А если бы ты мне глаз выбила? Вон, смотри, что натворила. – Ба нагнулась и продемонстрировала здоровенную шишку на голове.

– Я больше не буду, – засопела Каринка.

– Ба, она больше не будет! – заступились мы с Манькой.

– А вы вообще помолчите, с вами отдельный разговор будет. Горе– укрыватели! Это же надо было с такими всполошенными лицами на сундук усесться! Мигом ее выдали!

– А как надо было правильно глядеть?

– Буду я на свою голову объяснять! – Ба наградила нас звучными подзатыльниками, потом велела переодеваться. Мы резво скинули с себя пальто и сапоги-туфли, аккуратно убрали все в коробки, переложили мешочками лаванды и нафталина. Особенно старалась Каринка – и тетрадки собрала, и игрушки разложила, и даже подолом Манькиной юбки крышку сундука протерла.

– Я бы своими брюками протерла, но брючина не натягивается на крышку, – пояснила она. Ба хмыкнула, но отвечать ничего не стала.

– Роза, – крикнула снизу тетя Валя, – ты уже вернулась?

– Вернулась. – Ба высунулась в окно.

– Что с головой? – всполошилась тетя Валя.

– Так, ерунда.

– А полотенце тогда зачем?

– Валя, ничего страшного! Говорю тебе!

– Как скажешь, Роза. Я чего тебя зову. Газарова нас в гости пригласила. На разговор!

– Какой?

– Важный!

– Хоть намекни.

– Меню к свадьбе их сына будем составлять! Только строго между нами говорю, они не хотят раньше времени шумиху поднимать.

– Валя, ты только что протрубила об этом на весь город. И даже соседние села покрыла.

– Ты попросила, я намекнула!

– А шепотом не могла?

– Ты бы с чердака мой шепот услышала?

Ба легла животом на подоконник, подалась вперед. Мы с Манькой взвизгнули и вцепились ей в ноги.

– Валя, я смотрю, мы с тобой не очень сегодня друг друга понимаем! – прогрохотала она.

Тетя Валя вцепилась руками в забор, поднялась на цыпочки, поправила косынку на голове.

– Ты, главное, не свались оттуда, Роза. А то на мероприятии придется на костылях шейк танцевать!

– Ыхыхы-ы-ы-ы-ы-ы, – затряслась Ба, – ыхыхы-ы-ы-ы-ы!

– Вот тебе и «ыхыхы-ы-ы-ы», – передразнила ее смех тетя Валя. – В общем, минут через пять зайду за тобой. Собирайся!

Оставлять нас одних Ба не стала. Спровадила со словами «там у вас во дворе народу много, проследят за вами».

Но до двора и народа мы не добрались. Перед нашим подъездом, прижавшись боком к гаражу тридцать восьмой квартиры, стоял нахохленный, забрызганный по самые брови Вася.

– А чего это он такой грязный? – удивилась Манька. – Вроде папа его вчера мыл.

– Может, он куда-то ездил? – предположили мы с Каринкой.

– Куда это он ездил? И зачем к вам заехал? – заволновалась Манька. – Натворил чего? Пойдем, узнаем.

Обгоняя друг друга, мы поскакали наверх, но до ритуального битья телами в дверь дело не дошло. Да и как могло дойти, если на пороге нашей квартиры лежала пара изгвазданных донельзя, разящих затхлым болотоми серными миазмами опорок. Мы резко затормозили, зажали пальцами носы и принялись рассматривать башмаки. Такой грязной обуви мы в жизни не видели. Она, конечно, была не истоптанной и даже, может быть, совсем новой, но количество налипшей на нее грязищи было таково, что казалось странным, как в такой обуви человек поднялся на третий этаж, а не прирос к земле где-нибудь на подступах к нашему подъезду.