Виктор Московкин - Человек хотел добра

Соблазн был велик. Ромка дипломатично промолчал.

…Минут через двадцать они уже шли по бульвару — нарядному, с предмайскими транспарантами и лозунгами. Сочный весенний воздух и яркое солнышко приятно бодрили — идти было легко и радостно.

Валерка уговаривал посмотреть в летнем театре, открывшемся на днях, «Воздушного извозчика». Ромка звал в клуб на кинофильм «Дорога».

Когда купили билеты на «Воздушного извозчика», Валерка сознался, что кино это он уже смотрел, и стал рассказывать, о чем оно. Ромка попросил его помолчать, потому что неинтересно смотреть, если будешь знать, что будет сейчас и что после. Валерка надулся и сказал, что он теперь совсем ничего не будет говорить. Потом купили мороженое. Сели на лавочку под двумя липами и, пока ели, помирились.

Кино Ромке понравилось. Особенно воздушный бой с фашистскими истребителями. Он громко выразил свое удовольствие, когда летчики санитарного самолета ловко подбили фашиста. Правда, на него все зашикали, а один гражданин с бородой, который пришел на детский сеанс и заслонял зрителям экран, сказал наставительно: «Во время кино разговаривать не полагается. Вот так, молодой человек».

Ромка хотел сказать, что если не полагается, так и молчи, но побоялся: вдруг выгонят, досмотреть не дадут.

А когда выскочили из темного зала на улицу и немного прогляделись, вот уж тут стали восхищаться во весь голос: «А помнишь, он — как нажмет, как даст!.. Дым!.. Огонь!..»

Размахивая руками, возбужденные, вышли к Волге. С реки дул свежий ветер. На проплывавшем большом белом пароходе играла музыка.

— На тот берег съездим? — предложил Валерка.

За двенадцать копеек им дали четыре билета — туда и обратно. Маленькая «Пчелка» уже набирала пассажиров. Мальчики прошли на корму, прислонились к перилам. Волга от ветра посерела, волны плескались о борт суденышка, потихоньку раскачивали его.

Вот тут-то Ромка и вспомнил о своих примерах. Он сразу притих, стал неразговорчив.

Настроение у него улучшилось, когда, выплыли на середину Волги. «Пчелка» резала носом мутноватую воду, сзади кормы вздымались белые волны.

— Есть капитан! Так держать! — радостно выкрикивал Ромка.

Валерка тоже оживился, глаза у него заблестели, он вцепился в перила. Пароход находился на одинаковом расстоянии от берегов, и от этого было немного жутковато.

— Эх! — мечтательно выкрикнул Ромка. — Обязательно буду капитаном. Вот увидишь, буду! — упрямо добавил он, хотя Валерка ничего не сказал против.

Дома Ромка нашел опять записку: «Ты выводишь меня из терпения, — писала мать. — Неужели так долго было сделать то, что я просила? Суп и жаркое в печке. Посуду вымой. Я уехала к бабушке и, наверно, вернусь поздно».

Ромка прочитал записку и подумал, что это еще неизвестно, кто кого выводит из терпения. Скоро экзамены, а мать каждый день требует: сделай то, сделай это. Не дает спокойно заниматься.

Но все же после обеда он пошел на кухню мыть под краном посуду. Холодная вода остудила тарелки, и они стали липкими от жира. Тогда Ромка взял полотенце. Теперь тарелки блестели, зато полотенце было безнадежно испорчено: все в желтых пятнах. Разглядывая его, Ромка философски рассудил, что чему-нибудь надо оставаться грязным, жир не может исчезнуть с тарелок бесследно.

Было ясно, что план выходного дня, так хорошо обдуманный, терпел крушение. Чтобы хоть как-то поправить дело, Ромка уже без желания сел за уроки. И странное дело: два примера были решены очень быстро. С таким бы успехом был решен и третий, но некстати появился Валерка.

— Что, уже занимаешься? — спросил он, заглядывая в тетрадь. — Правильно. А я еще к Василию бегал. Ты раздумал у него менять катушку, а я решил выменять. Подпилок ему дал старый, у отца взял. Все равно подпилок валялся просто так. А на улице Федька самокат строит. Ничего у него не получается. Ты занимайся, я тебе мешать не буду… У вас горох есть?

Горох Ромка отыскал сухой и твердый, как камень. На стену повесили мишень из бумаги.

Ромка выстрелил всего три раза, а Валерка вдруг сказал:

— Чур. Тебе надо решать примеры.

Ромка сразу заскучал.

— Успею еще.

— Когда ты успеешь? Пробегал целый день.

Ромка обиделся: будто он один бегал.

— Ну ещё разик. И больше все.

— Только последний.

— Конечно, последний.

Ромка снова уселся за стол, а Валерка приоткрыл окно и стал обстреливать Федьку Сыроегина, мастерившего под окнами самокат. Горошины ложились то слишком далеко, то не долетали. Но вот одна ожгла Федьке шею. Тот схватился за ушибленное место, а затем стал испуганно отмахиваться руками: наверно, думал, что ужалила пчела. Вторая горошина кокнула его по щеке. Федька так и отпрыгнул в сторону.