Виктор Московкин - Человек хотел добра

— Ну и что! Все равно ты троечник… Троечник! Троечник! — запел Федька.

Валерке он не нравился все больше и больше. «Хвастунишка, должно быть, и дразнится, как девчонка». И он сказал:

— Ромка не троечник, потому что у него одна тройка. Одну тройку исправить всегда можно. А тебе не исправить, у тебя их много. Ты троечник.

Но такие разумные доводы не убедили Рыжика. Они только разозлили его.

— Захочу и исправлю, — упрямо сказал он. — Начну учить, учить… Тогда и исправлю. А Ромка задачки не умеет решать…

— Умею, — с обидой возразил Ромка.

— Не умеешь! Не умеешь, — снова запел Рыжик.

«Как есть девчонка», — решил Валерка.

— А у тебя тройки есть? — спросил его Ромка.

— Сказали!.. Я когда третий класс кончил, мне «Занимательную физику» подарили, с картинками.

И он рассказал, что в этой книге прочитал однажды про бумеранг, который похож на большой угольник. Австралийские охотники с таким бумерангом ходят на охоту. Кинут его в кого-нибудь, и, если промахнутся, бумеранг прилетает обратно. Валерка тоже сделал такой бумеранг. Правда, он не охотился с ним, но никогда не терял. Бумеранг падает у самых ног.

— Соврешь — не дорого возьмешь, — сказал Рыжик.

— Может, ты и соврешь, — вдруг встрепенулся Ромка. — А ему чего врать?

Неожиданно Ромка взмахнул руками и стал рассказывать про учительницу Елену Григорьевну, которая, по его словам, совсем не строгая, только кричит иногда.

Рассказывая, Ромка мусолил палец и рисовал на ступеньке человечка. Валерка с интересом наблюдал за ним.

Рыжик все это время сидел насупясь. Он тоже хотел рассказать что-нибудь, но, как нарочно, ничего не мог придумать.

— Давай друг дружке уши драть, — предложил он Валерке.

— Зачем драть? — не понял тот. Он подумал, что Рыжик хочет устроить какую-то пакость. «Знаем, не обманешь», — мелькнуло у него. Он уже ученый. Однажды его заставили закрыть глаза и открыть рот, а потом сунули туда одуванчик — минут десять плевался.

— Зачем драть уши? — снова спросил он. — Это взрослые дерут, когда что-нибудь не по ним сделаешь. Раз один мальчишка, знакомый мой, полез в огород, а его поймали и стали драть… Знаешь, как больно! — И Валерка для убедительности потрогал ухо.

— Вот давай! — не уступал Рыжик.

— Он всем предлагает. У него уши крепкие, никто не вытерпливает, — пояснил Ромка.

— Боишься, ха! Боишься! Боишься!

— Давай! — решительно сказал Валерка. — Только чур, кто скажет «хватит», — значит, хватит. — Он не надеялся вытерпеть и соглашался только потому, что иначе Федька задразнит.

Они сели друг против друга, уперлись коленка в коленку и ухватились за уши. Федька сразу начал крутить Валеркины уши во все стороны. В глазах у Валерки потемнело, в виски заколотила кровь, но он сцепил зубы и тоже тянул твердые Федькины уши. Несколько секунд лица их оставались каменными, потом глаза у обоих повлажнели, и, наконец, Федька захныкал, но тянуть не переставал.

— Ребята, хватит, — испугался Ромка. — Выдергаете.

Его не услышали.

— Да хватит же! Честное слово, ребята, я кого-нибудь позову.

— Пусть он отпустит, — сказал Валерка, морщась и слизывая со щеки слезу.

— Сам отпускай, — взвыл Федька. — Уцепился тоже! — и выпустил первый. Вскочил на ноги, пнул Валерку и с плачем побежал домой.

— Сейчас наябедничает матери, — предупредил Ромка. — Она тебе даст. Будешь знать, как связываться с Федькой.

Едва Ромка договорил, распахнулась дверь и в подъезде показалась высокая худощавая женщина в белом фартуке с мыльной пеной на руках.

— Зимогор! — во всю мочь крикнула она, решительно направляясь к ребятам. — Жаловаться буду! Небось, управу найдем. Только приехал и уже хулиганить…

Валерки давно и след простыл, а Федькина мать еще долго кричала у подъезда. Она здорово умела ругаться.

Когда Валерка перелез через забор и очутился возле длинного одноэтажного дома с большими окнами, в ушах все еще звенели обидные слова Федькиной матери. Он не знал, что есть матери, которые поступают так. Сыновья у таких матерей никогда не бывают виноватыми.

Он озирался, хотя опасаться было нечего: Федькина мать, наверняка, через забор перелезть не сможет. Сообразив это, он перевел дух и уже собирался было начать исследование этого незнакомого края, как вдруг воинственная песня за домом заставила его насторожиться. Кто-то пел: