Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

— Ну, из-за одного Вани…

— Почему из-за одного? А из-за тебя?! Видишь, уже двое.

— Да нельзя людей насильно сгонять.

— Они, наоборот, потом тебе спасибо скажут… Они же сами не понимают!

— Ну правильно! Они не понимают, а мы с тобой и с Лёней всё понимаем!

Пятый урок — литература, учительница опять не пришла, а физкультурник уехал на соревнование со «Стартами надежд». Вот это субботний подарочек! Отсидели последние сорок пять минут на безопасной биологии. Машка шептала:

— Видишь, Романова, сами небеса на нашей стороне!

Надо же — «небеса»! Лёнино воздействие… Стелла усмехнулась и покачала головой:

— Считаешь, небесам больше и заняться нечем?

— Да не трусь ты!

— Я ж тебе объяснила, Маш! При чём здесь «трусь» или «не трусь»!

Однако поплелась на второй этаж, где учились младшие классы.

— Ваня, пойдём быстрее домой. Или сам поешь. А то у меня дела!

И дальше всё как по нотам: «Какие дела?» — «На дачу с Машей едем». — «А меня?..» — «Ну если уж так просишь…»

Ничего не подозревающая Нина перебирала в овощехранилище картошку вместе со своей работой. А Стелла, Ваня и Маша тем временем были уже на вокзале… в поезде, на полпути. И вот приехали, идут от станции по асфальтовой дорожке. Тополиные опавшие листья сами стали чернее асфальта. Ваня притих, он переживал сейчас то же, что и Стелла в первый приезд: осенняя дача — неведомая страна. А Машка идёт вся раскрасневшаяся — то ли от свежего воздуха, то ли от волнения. А Стелла не знает, какая она идёт… Она идёт тревожная.

— У вас чего, дача пустая сейчас? — спрашивает Машка. — Целый дом пустует?

Вопрос этот задан был исключительно, чтобы начать разговор. А всё равно до того в нём слышалась Машкина хозяйственность: жалко, на самом деле жалко человеку, что дом пустует, а ведь можно бы его жильцам сдать, денег заработать.

Но некогда рассуждать, и Стелла начинает свою роль:

— Не знаю, Маш… Вроде там наш Гора живёт…

— А чегой-то он на даче? — якобы удивляется Машка.

— А у него работа срочная… чтобы никто не мешал…

Сразу Ванины глаза начинают подпольно буравить Стеллу: правда? Правда или нет?!

Машка с видом полной беспечности затевает какой-то совершенно посторонний разговор. Ваня незаметно дёргает сестру за карман: «Да или нет?» Стелла неопределенно перекашивает физиономию. Но Ваня снова дёргает: «Да или нет?!»

На счастье, тема сменилась сама собой. Они были около школы: договаривались вчера с Лёней, что если они, «может быть, приедут, то, наверно, зайдут к нему по пути».

— Может, ты сама сходишь, Стел? — Теперь уж Машка говорила не «понарошку» — боялась.

А вот ни за что она не пошла бы. Но идёт — с Ваней оставаться один на один ещё страшнее. Как же нескладно всё выходит, когда начинаешь неправое дело!

Она открыла дверь, совершенно не представляя, что скажет нянечке, которая сейчас остановит её. Никто не остановил. Была перемена, то есть неразбериха, и Стелла, не раздевшись даже, а лишь расстегнув куртку, поднялась на третий этаж. Теперь надо было искать седьмой «Б» и Лёню Нилегина в нём.

Однако события опередили Стеллу. Она увидела толпу единодушного народа, выведшего под уздцы, а проще говоря за волосы, какого-то человека, согнутого пополам. Остановились. Согнутый стоял вполне смирно. И тогда ему на спину посадили невысокого крепкого парнишку — румяного, курносого, с раскосыми глазами.

— Пошёл! — крикнул кто-то.

Согнутый, всё в том же своём согбенном положении, затопал по коридору. Перед дверью, на которой было написано: 7 «Б», крепыша ссадили. А согнутому дали хорошего пинка:

— Всё теперь понял?

И ушли… Стелла быстро спряталась за угол, потому что согнутый… это был Лёня.

Да как возможно, спросите вы, чтобы Лёня, чтобы такой человек, как Лёня?.. И Стелла подумала о том же. Почти не веря своим глазам!

А на самом деле именно так чаще всего и бывает. На производстве, скажем, человек — мастер золотые руки, а дома его пилят за то, что он частенько заглядывает в кафе-стекляшку с пивными автоматами и что он целые воскресенья проводит во дворе за доминошным столиком. Или ещё пример. Человек сочиняет истории про удивительного сыщика, печатает эти истории в толстых книжках, но, встретившись с обыкновенным хулиганом, теряется и даже более чем теряется: приходит домой без ондатровой шапки, без шарфа, без плаща на подстёжке и без тёплых ботинок.