Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

Ей было так хорошо смотреть и спокойно. Она знала, что сейчас ляжет спать, помечтает мгновение и уснёт себе на века. И завтра проснётся и опять будет лето-лето-лето до бесконечности, больше чем целых два месяца.

Тут она повернула голову — почувствовала. Гора смотрел на неё снизу. Они встретились глазами, как бы не зная, что сказать друг другу. Гориных глаз почти не было видно. Только угадывался слабый отблеск.

«Вот и день стал уменьшаться!» — сказал он очень тихо, может быть, оттого, что Нина с Ванькой уже спали, а может, и ещё отчего-то. И Стелле сделалось так непоправимо грустно, что всё равно ничего не изменить и Земля всё равно будет нестись в пустоте по ужасно длинному пути вокруг Солнца, облепленная жалким облачком воздуха. И сколько бы мы ни изобретали разных машин, всё равно двадцать второго июня день будет уменьшаться, а ночь увеличиваться. И хотя много ещё деньков в запасе, но за летом, за лесами, неминуемо ждут нас осень и зима.

Сердце остановилось и пошло биться дальше.

Гора стал медленно подниматься к ней. Он тоже умел почти бесшумно ходить по этой старой лестнице. Остановился двумя ступенями ниже. Но из-за своего высокого роста был вровень со Стеллой. Она видела его освещенные бледным светом впалые глаза, крупный нос, ухо и довольно-таки заметную лысину. Тогда казалось ей, нет никого роднее и понятней, чем этот человек.

Они постояли так, потом переглянулись и молча разошлись. Вот и весь случай. Но вряд ли когда-нибудь она его забудет за всю свою жизнь.

Теперь, совсем выпустив из головы, что собиралась схитрить, она быстро встала, по лестнице, совершенно автоматически выбирая бесшумные места, поднялась к тому окошку… Но естественно, вид из него был совсем иной: деревья сейчас жили, двигались под ветром.

И, коротко взглянув в слуховое окошко, она пошла выше, открыла дверь в свою комнату.

Кровать была передвинута в дальний угол. Теперь с неё не увидеть верхушки берёз и те две звезды ранним августовским утром. У окна воцарился стол, на нём — глубокая суповая тарелка, полная окурков, листы бумаги и ещё горка бумаги, исписанной и мелко изорванной.

Первым движением Стеллы было раскрыть окно, потом собрать все обрывки и окурки, снести на помойку. Но почему-то не сделала и шагу в этом неподвижном, настоянном на кислятине и горечи воздухе, в котором у обычного человека уже через несколько минут начинала болеть голова.

Почему? Потому что поняла: это уже не её комната. Может быть, ещё ничья. Но уже не её. Чужая. Горина… Так дико: два столь противоположных слова — «чужая», «Горина» — теперь могли спокойно стоять рядом. Но ведь не она начала. Это Гора заполонил её комнату. Счёл возможным заполонить. Раньше бы он так никогда не сделал.

И сразу вспомнилось, что дача досталась Горе от его родителей, к которым ни Стелла, ни её мать… Ну, может быть, только Ваня: они ведь были его дедом и бабкой. Хотя и мёртвыми, умершими до его рождения.

Но Ванька пока не в счёт. И значит, при разводедом останется у Горы.

О каких невероятных вещах она думает!

И всё же следовало попрощаться с дачей. Быть может, она в последний раз приехала сюда хозяйкой. И не «быть может», а именно в последний! Потому что ещё не знала, в последний раз не знала, чей это дом.

Она стала коленками на этот без её спроса пришедший сюда стол — невзрачный столишко, валявшийся до того в сарае. С треском распахнула окно. И так осталась стоять на коленях… Оказывается, расстаться с деревьями, кустами, знакомой травой, обступившей дорожку, было так же трудно и даже труднее, чем с самим домом.

Однако недолго ей разрешили так постоять!

Из-за дома вышел мальчишка. Стелла не слышала, как он открыл калитку и когда именно вошёл. Но это был явно не жулик. Это был кто-то из своих… из новых своих. Он шёл уверенно. В дом даже не заглянул, словно знал, что хозяев нет. Сел на лавочку перед врытым в землю одноногим столом. Откинулся на спинку, покачался… Там один гвоздь дезертирил, и теперь можно было качаться. В сущности же, доламывать скамью!

На столе лежали какие-то бумаги, придавленные четвертинкой кирпича, и стояло блюдце с окурками. Мальчишка убрал блюдце под стол, чтоб не воняло, совершенно по-свойски! Потом стал смотреть, что там написано на листках. Гора любил рассовывать в разные места блокноты, стопки бумаги. Он ведь конструктор, у него мыслей полна голова. Неизвестно где какую придётся хватать за хвост.