Рувим Фраерман - Дикая собака Динго

Таня танцевала и с матерью, и с Надеждой Петровной и, устав от танцев, остановилась в углу за своим разукрашенным деревцем.

Рядом с ней у окна стоял одиноко Филька. О нем она совсем забыла: за весь вечер не сказала ему ни слова.

Филька несколько раз позвал ее. Она подняла на него свой рассеянный взгляд.

– А завтра кто-то с Колей пойдет на каток, – сказал Филька.

– Ты, что ли? – спросила Таня.

Филька покачал головой.

– Так кто же?

– Женя.

– А-а…

Таня схватилась за деревце. Оно закачалось под тяжестью ее руки, и серебряный шарик упал и разбился о пол. Таня наступила на осколки ногой.

– Что еще просил тебя сказать мне Коля?

Но Фильке уже стало жалко ее.

Его лицо, темное, как у отца и братьев, блестело при свете свечей. Он сказал:

– А я могу свечку съесть.

Таня молча смотрела на него. А Филька на самом деле снял с пихты горящую свечку, задул ее и начал жевать.

Таня пришла вдруг в себя.

– Что ты делаешь, Филька? – закричала она. – Может быть, это вредно!

– Что ты, Таня, это вовсе не вредно, – сказал Филька. – Это немного невкусно, но зато смешно. Правда, смешно?

Действительно, Таня не могла удержаться от смеха.

А на глазах у Фильки загорелись слезы. Они, точно огоньки, светились из-под его толстых век. Он все жевал и жевал.

«Почему он как будто плачет?»

Таня огляделась вокруг, но не нашла никого, кто заставил бы Фильку плакать.

«Может быть, в эти детские свечи подмешивают какое-нибудь горькое вещество?»

Она силой отняла у него свечу.

– Ты заболеешь, Филька, – сказала Таня. – А ведь утром я хотела пойти с тобой в школу на спектакль. И зачем ты, – добавила она, – показываешь детям глупые примеры? Посмотри.

Рядом с Филькой стоял его маленький брат и тоже жевал свечку. Но он, по-видимому, не испытывал при этом никакой горечи. Его лицо с широкими скулами было только лукаво и выражало в полной мере удовольствие. А в руках он держал апельсин.

Гости ушли после полуночи, и Таня всем пожелала счастья: своим дружным и недружным подругам, и охотнику, и Фильке, и отцу, и матери, и Надежде Петровне.

И Коле сказала:

– С Новым годом, Коля! Будь, друг, счастлив, и забудем об этой глупой рыбе.

Она решила больше не думать о нем.

А среди ночи Таня проснулась в страхе. Из личинок, которые она вчера положила на лежанку, вывелся молодой комар. Может быть, это был и старый комар, отогревшийся среди мотылей на печке, но только он ожил вдруг и зазвенел.

Это было так страшно! Он звенел среди ночи зимой, когда ему вовсе не следовало звенеть.

Таня сидела на кровати, глядя в темноту, и слушала этот звон, это трепетание комариных крыльев, а сердце ее стучало громко, словно колотушка ночного сторожа.

Неужели этот жалкий звук мог ее так испугать?

«Надо его убить», – подумала Таня.

Но комар пропищал еще немного и замолк. Он умер сам.

Таня же снова заснула и утром проснулась с радостью.

Мать уже ушла в больницу на дежурство, но и это не огорчило Таню. Какое раздолье было у нее на душе, как легко ее тело – оно как будто совсем потеряло свой вес.

«Что это, – думала она, – каникулы? Или, может быть, в самом деле любовь, о которой без всякой совести говорит толстощекая Женя? Ну и пусть любовь. Пусть она… Но я буду с ним сегодня танцевать на елке. И я пойду на каток. Я им вовсе не буду мешать. Я постою там с краю за сугробом и посмотрю только, как они будут кататься. И, может быть, у него на коньке развяжется какой-нибудь ремешок. Тогда я завяжу его своими руками. Да, я сделаю так непременно».

И пока Таня мылась и завтракала, она все думала об этом. И глаза ее сияли, новым впечатлением казался ей каждый шаг, каждое движение руки.

Она наточила коньки, перевязала их крепко ремешками и позвала с собой старую собаку, бросив ей на снег кусочек сахару. Та поискала его, тычясь мордой в разные места, но при своем слабом нюхе так и не могла найти.

И все же бедный Тигр на этот раз пошел с ней. Но, как потом рассудил он своим стариковским умом, это было совершенно напрасно. Они зря простояли целый час на реке у катка, прячась за каждый сугроб. Никого они не встретили здесь. Пусто было вокруг. А то, что увидал он внизу на реке, было даже опасно. Из-за дальнего мыса, покрытого лесом, тихо крался ветер, краем задевая скалы и с шипением сдувая снег с камней.

Так простояли они с Таней довольно долго и пошли назад. Но едва только поднялись наверх по тропинке позади рыбачьих изб, как тотчас же увидели Колю. Он шел, поддерживая Женю, а она сгибалась, скользила по ледяным дорожкам, раскатанным рыбацкими детьми. И у обоих были в руках коньки.