Светлана Пономарева - Боишься ли ты темноты?

— Умею, — Ярослав сел на освободившееся место, — я отцу помогал диссертацию набивать. Там цифр много, он не успевал один.

Ярослав подвинул к себе листочки с текстом и зашевелил губами, бормоча немецкие фразы себе под нос. Сергей потянулся и вышел на крыльцо. Пусть мальчик попечатает. Глядишь, и правда получится. Сосед за забором возился в огороде:

— Ну, Серёга, нашёл пацана?

— Нашёл.

— Вот, а волновался. За них только переживаешь зря. Такие олухи ни в воде не тонут, ни в огне не горят. Мой было удерёт и до ночи ищи-свищи. И ничего…

— Пишет? — спросил Сергей.

— Куда там! Лень ему, мерзавцу. Хорошо, служит недалеко, можно позвонить, узнать.

Сергей покивал и вернулся в дом. Ярослав уже выстукивал на машинке первые фразы. Оставалось взять другой текст и сесть в кухне с листком бумаги…

Ярослав не вставал до самого вечера — только, чтобы попить чаю и выбежать во двор по делам. Изредка они перебрасывались двумя-тремя немецкими фразами, и машинка стучала дальше. Сергей ждал, когда Ярославу надоест, но тот вцепился в текст намертво. Тогда Сергей ушёл в другую комнату, включил там чёрно-белый телевизор и задремал, глядя в экран. Приснилась почему-то Аля. Как она гладит его по голове и говорит много разных хороших слов. Они гуляли по берегу реки, потом пошли к ней домой. Потом он обнял её, потянулся к её губам и… проснулся. Приглушённо работал телевизор. Сергей встал и, зевая, направился в соседнюю комнату. Ярослав спал сидя, положив голову на руки. Рядом лежало несколько отпечатанных листов. Сергей посчитал их — шесть. Вчитался в строчки: грамотный, хороший перевод. Пара поправок и можно сдавать в издательство. Он озадаченно посмотрел на Ярослава, как бы прикидывая, что теперь делать. Потом принёс из шкафа подушку, простынь и покрывало, застелил диван и поднял мальчика на руки. Тот что-то пробормотал во сне. Сергей положил Ярослава на диван, стянул с него кроссовки, бросил на пол и усмехнулся. Вот они — прелести отцовства. Только Сергею их не испытать. Сашка к пятнадцати годам и думать про него забудет. Ярослав перевернулся на живот и довольно чётко сказал:

— Па, не гаси свет…

Сергей отшатнулся от него, как от чего-то страшного. Потом взял себя в руки. Чего только человек не скажет во сне… Присел рядом, укрыл Ярослава покрывалом и осторожно погладил по голове.

А может и правда? Может, пусть Ярослав остаётся жить здесь? Пусть он будет ему как младший брат. Какая никакая семья. Будут вместе переводить тексты, может, летом на рыбалку поедут, или в гости к матери Сергея. Ей, наверняка, Ярослав понравится… Мама ведь права… Старый педагог… Хочешь помочь — помогай, а не лей слёзы. Мама, мама… Сергей глянул на часы. Глубокая ночь. Он вздохнул, прошёл в комнату и, не выключая свет, улёгся на кровать. По потолку лениво ползла муха. Останавливалась, делала несколько шагов, перебиралась через трещинки и снова неподвижно застывала. Сергею стало смешно: может, его жизнь со стороны выглядит ничуть не лучше, чем маршрут этой мухи. Тоска вдруг поднялась в груди. Вязкая, тягучая тоска…

С утра Ярослав снова хотел печатать перевод, но Сергей Фёдорович не разрешил. Накормил завтраком и выгнал на улицу — гулять. С условием не лезть под колонки. Ярослав отошёл недалеко, присел на пенёк и принялся веткой рисовать узоры у себя под ногами. А заодно размышлять, как теперь быть. У него вот-вот будут деньги. Те самые сто рублей, о которых говорила Вика. Мол, давай и пошли. Но только сможет ли Ярослав сунуться с деньгами к Вике? Наверное, это невозможно. Он со стыда сгорит.

Сергей Фёдорович вёл себя сегодня как-то странно, не так, как вчера. А как будто присматривался к Ярославу. Встанет рядом и смотрит. Может, Ярослав напомнил ему того пацана, которого он убил? Ярослав стёр рисунок кроссовкой и начал рисовать новый. Да нет, ему показалось. Смотрит и смотрит. Может, опасается, что Ярослав снова куда-нибудь удерёт, как вчера. А ему придётся волноваться. Странно, но это было приятно. Волнуется, значит, не наплевать. Может, потом снова позовёт к себе в гости.

Ярослав встал и собирался пройтись по улице, но вдруг увидел мужика, направляющегося к калитке Сергея Фёдоровича. Мужик был молодой, огромный, запакованный в камуфляж. Сердце у Ярослава тревожно ёкнуло, и он тоже поспешил во двор. Когда зашёл, Сергей Фёдорович с этим мужиком уже обнимались прямо на крыльце.

— Ромка! — говорил Сергей Фёдорович. — Ты откуда, чёрт?

— Еле тебя нашёл, — басил мужик. — Чего тебя на такую окраину запёрло?