Светлана Волкова - Подсказок больше нет

…Костик спрыгнул с платформы и поплёлся вслед за всеми.

— Костян! Ты, штоль? — окликнул его сзади чей-то голос.

Костик обернулся. Перед ним стоял его бывший одноклассник из старой школы — толстый Витька Супенкин. Все звали его Супчик.

— Здор о во! — Костик пожал его потную пятерню.

— Рымник, ты как тут оказался?

— Так же, как и ты, я думаю. На электричке приехал.

— Не-е, Костян. Я угораю! Ты что, джибоб?

Костик заметил на его руке бандану.

— Ты, я вижу, тоже.

— Ну, я-то поня-ятно! — протянул Супчик. — Но от тебя не ожида-ал! Не ожида-ал! И давно это ты?

— Да уж подольше тебя, — с усмешкой ответил Костик.

— Эх, Рымник! Испортила тебя новая школа — врать научила. Да я в первых рядах, ва-аще! Уже год. Так-то!

В Супчике Костику было многое неприятно. Особенно его ужасная привычка подходить к человеку вплотную — как говорит на своём профессиональном психологическом языке мама, «влезать в личное пространство», — и одаривать букетом запахов, в которых неизменно солировали ароматы фаст-фуда. Но это полбеды. Супчик любил положить лапищу на плечо собеседника и облокотиться на него всеми своими немалыми килограммами. Ещё бы, самому свой вес держать на ногах — штука не из приятных!

— Что-то я не замечал, что ты джибоб, Супчик. А расстались мы с тобой, приятель, в феврале.

«Очень надеялся тогда, что насовсем!» — подумал Костик.

— Так мы, джибобы, шифровались. Да. До поры до времени. Нас мало было, а теперь мы — сила!

Супчик шмыгнул носом и попытался взвалить свою тушу на Костика, обняв его за шею, но тот успел увернуться.

Костик уже несколько дней замечал за собой, что больше ничему не удивляется. В течение последних недель новости, касающиеся джибобства, переросшего в реальную субкультуру, заставали его врасплох. Чувства, которые он испытывал, находились где-то между «ошеломлён» и «ошарашен», а ближе всего к «огорошен». Да, именно так. Теперь же, глядя на толстого джибоба Супчика, Костик понимал: его «удивлялка» выдохлась. Эмблема у них есть, флаг, лидер, свои тусовки. Как он сам-то оказался вне орбиты?

И хочет ли он быть с ними?

— У тебя, это… курево есть? — зашепелявил Супенкин.

— Нет. А почему шёпотом говоришь?

— Да так, чтоб не подслушали. Джибобы, они ведь, знаешь, типа спортивные.

— Типа да, — улыбнулся Костик.

Супчик пыхтел, шаркая кроссовками по дороге.

— Витёк, ты, случайно, Бёса в лицо не знаешь? — как бы ненароком спросил Костик.

— Эх ты, салага! — важно ответил Супенкин. — Бёс на сходняки не ходит. У него гаджет один есть, он за всем наблюдает. И вполне возможно, что и нас сейчас слышит.

— Ага, — хмыкнул Костик. — Это паранойей называется.

— Говорю же, ты — салага. А я в теме давно, за базар отвечаю.

«Большой Брат следит за тобой», — вспомнил Костик коронную фразу из недавно просмотренного с братом фильма «1984» по роману Оруэлла.

— И что он потом с этой информацией делает?

— Ну, что-то, видимо, делает.

Супчик вынул из рюкзака бутерброд с сыром и начал есть на ходу, с набитой пастью продолжая рассказывать о том, что он в джибобстве и старожил, и аксакал, и собаку съел. Судя по тому, как он в два укуса заглотил булку, практически не жуя, про собаку было похоже на правду.

— А как там наш класс? — спросил Костик, чтобы сменить тему.

Слово «наш» прозвучало несколько искусственно. С бывшими одноклассниками его уже ничего не связывало. «Его» класс — теперь класс новой школы.

— Всё нормалёк. Тебя не вспоминают, не боись.

— Я и не боюсь.

Супчик вытер жирные пальцы о штаны.

— Слушай, Рымник, а далеко ещё переться?

— Ты же старожил, Супчик, сам мне трындишь всю дорогу. А я салага. Так кто должен знать?

— Да я в этой дыре ни разу не был!

— А что вообще намечается?

— В смысле?

— Ну, скажи мне, активист-аксакал, что происходит на этих сборищах? Вы, джибобы, песни поёте, через костёр прыгаете, как Снегурки, или молитесь?

Супчик воспринял вопрос серьёзно.

— Мы, это… — видно было, как мучительно он подыскивает слово. — Ну, это… Едино-мыш-ленни-чаем.

Костик расхохотался.

— Единомышленничаете? Круто!

Как это происходило наяву, представить он не мог.

— А то, что джибобам не свойственно собираться в толпу? Что джибоб силён своим умом? Что в стаи не сбивается, как вороньё? Не слыхал?

— Да иди ты! — отмахнулся Супенкин. — Говорю ж, салага! Самой сути не знаешь. Ну, ессессно, в толпы нам собираться не свойственно. Но по-едино-мыш-ленни-чать очень даже полезно. Какое ж движение без этого, дурень!