Иван Василенко - Мышонок

С приездом «квартирантов» Ленькина жизнь стала еще напряженнее. Не зная ни усталости ни страха, он, приходя с завода, бегал по городу, выполняя поручения Степаныча и Ковтуна. Он служил связью между рабочими-большевиками, ушедшими в подполье, которые с нетерпением ждали момента открытого выступления.

Так прошла осень. Кончились дожди. Лужицы стали покрываться тонким хрупким льдом. Однажды утром, лишь только открыли ставень, комнату залило белым ровным светом.

— Снег! — радостно крикнул Ленька.

Ковтун вышел из-за перегородки и посмотрел в окошко.

— Ну и бисово це дило — нудыться в хате! Вы хоть бы мне перед виконцем бабу снижну слепили — все б мне не так сумно было.

Но если Ковтун и скучал, то только днем. Не было вечера, чтобы не приходил к нему кто-нибудь из товарищей. Они осторожно стучались в окно, говорили через дверь условленную фразу и проходили за перегородку. Оттуда к ребятам доносился шелест приглушенных голосов, прерываемый довольными восклицаниями Ковтуна: «Добре! Оце добре!»

Чаще всех бывал Иванченко, рабочий металлургического завода. Бывал и Степаныч. Его ребята поджидали в условленные дни на углу переулка, а затем посменно дежурили на улице. От одного угла до другого Ленька лихо мчался на одном коньке по утоптанному снегу. И никто не подумал бы, что этот резвящийся на морозе мальчишка зорко следит за каждым прохожим.

Как-то со Степанычем пришли еще двое мужчин. В одном из них, худеньком и остроносом, Ленька тотчас же признал слесаря Зеленского из инструментального цеха. Другого также встречал в заводе, хотя и не знал по фамилии. Когда они вошли в хату, там уже сидел Иванченко. За перегородкой все вместиться не могли и расположились в общей комнате. Такого большого количества людей еще не собиралось, и, вероятно, поэтому дозор был усилен Ваней. Мороз крепчал, и ребята по очереди ходили в хату греться. Они знали, что заседает подпольный комитет большевиков.

Все комитетчики сходились на том, что оба завода должны выступить в один и тот же час. К этому часу Ковтун выйдет из подполья, явится на металлургический завод и с красным знаменем в руках поднимется на загрузочную площадку домны. Это и будет знаком к восстанию.

Поднять знамя на Снарядном заводе поручили Зеленскому. Выслушав решение, он встал, поклонился и растроганно сказал:

— Спасибо, товарищи, за честь! До самой смерти не выпущу этого знамени из рук!

Ленька, гревшийся в это время у печки, вдруг почувствовал, как у него опять затеплело в груди.

«Ай, да что это у меня такое бывает? — подумал он. — Прямо-таки ни с того, ни с сего».

Но, взглянув на потеплевшие лица комитетчиков, понял, что это бывает не только с ним одним.

Когда все разошлись, Ковтун сказал каким-то помолодевшим голосом:

— Ну, Акимовна, скоро конец моей нудьге: выхожу на волю.

И обеими руками молодецки расправил усы.

В газетах перестали печатать сводки о положении на фронтах. На север и с севера шли только воинские поезда. Люди, пробившиеся в город пешком или на санях, рассказывали, что в сорока верстах от города был слышен орудийный гул, но где именно шли бои, сказать не могли.

Как ни старался Ковтун преодолеть в себе чувство нетерпения, оно беспрерывно пробивалось наружу: то он подходил к окну и долго смотрел сквозь зелень герани на улицу, точно искал там признаков грядущей перемены; то посылал Галю на Сенной базар послушать, о чем говорят в народе; то допрашивал Леньку, не заметно ли по лицам заводского начальства, что дела белых на фронте плохи. Только на четвертый день после совещания пришла, наконец, с таким нетерпением ожидаемая весть. Принесла ее все та же женщина, с которой Ленька уже трижды встречался. Ковтун, услышав в сенях ее голос, когда она здоровалась с открывшим ей дверь Ленькой, так и бросился ей навстречу.

— Шо? Ну, шо? Де воны? Колы?

— Сейчас, сейчас, — говорила она, разматывая платок, — сейчас все узнаешь.

— Ой, Ольга Андреевна, та не томи ж ты меня! Скажи тильки одно слово: колы?

— Завтра в двенадцать часов.

— Завтра?! Та дай же я тебе расцилую, чернявочка ты моя гарнесенька!

И Ковтун в обе щеки начал чмокать розовое от мороза лицо женщины.

Ольга Андреевна торопилась. Ей еще надо было побывать у товарищей в разных концах города. Она кратко рассказала, где идут бои и в какое время, по расчетам командования, следует выступить рабочим, чтобы ослабить тыл белых. Степаныч был уже извещен. Завтра в двенадцать он будет ожидать рабочих там, где спрятано наибольшее количество оружия. Зеленский тоже уже знает, в какой час поднять красное знамя, и горит нетерпением.