Иван Полуянов - Дочь солдата

Наутро Верка увидела на стене клетку из ивовых прутьев. На жердке прыгал, косил круглым черным глазом румяный снегирь. Толстый, важный. В шелковой тюбетейке, с голубовато-серыми крылышками.

— Веня тебе принес, — пояснила тетя. — Ты спала, я не стала будить.

Снегирь походил на Веню. Был толстый и важный. Казалось, сейчас скажет, как Веня:

— Ха! Это нам раз плюнуть!

Но красногрудый, надутый снегирек только пинькал:

— Пи-пик! Пи-пик!

И Верка дала ему имя — Пипик.

Она читала, что снегири музыкальны и восприимчивы.

Тетя, отправляясь в деревню, конечно не забыла взять скрипку.

Поэтому горница превратилась в музыкальный класс.

Верка водила по струнам смычком, подпевала им:

— Пи-пик! Пи-пик! — упрямо скрипел снегирек. Он почистил тупой клювик о жердку, тряхнул хвостом и посадил на пол клетки запятую.

— Слушай внимательнее! — сердилась Верка.

— Пи-пик! Пи-пик! — невозмутимо выговаривал снегирь.

— Ты… ты! Я не знаю, кто ты, вот! — закричала Верка.

— Пи-пик! Пи-пик! — отозвался снегирь.

Верка отставила скрипку, заныла, цепляясь за тетю и ластясь к ней: пустите на улицу. Хоть на минуту! Хоть глоточек свежего воздуха дохнуть!

Тетя не сразу сдалась. Она закутала девочку в теплый платок, замотала в шарфы, всунула в шаровары…

На улице — лужи, звонкая капель с крыш, ошалелые от теплого ветра воробьи. И солнце — во все небо!

Стуча по ступенькам ботами, Верка спустилась с крыльца.

Снег был напоен студеной влагой, рассыпался в руках. Верка огляделась — и глотнула снежку из горсти. Сладкий, лучше мороженого!

Она подошла под крышу, где капель выбивала в снегу крошечные, с ледяным донышком лунки.

Чик-чок! — чикали капли, срываясь с крыши.

— Чик! Чок! — передразнила Верка. Она подставила ладони. Капли звонко чикали, холодили покрасневшие пальцы.

Вдруг сильные руки оторвали Верку от земли. Она засмеялась, болтая ногами, и один ботик слетел. Она так нарочно сделала, чтобы ботик слетел. Захотелось побаловаться, и все тут.

Николай Иванович бережно опустил Верку себе на колено и надел ей ботик.

— Правда, хорошо? — Верка широко взмахнула руками, словно хотела обхватить ими деревню, снега, небо…

— Очень! — улыбнулся дядя. Он смотрел только на нее. — Замечательно!

Он подставил свои ладони под капель.

— Чик-чок! — повернул Николай Иванович к Верке сухое, порозовевшее от вешнего ветра и солнца лицо.

У дверей телятника растеклась лужа, коричневая от навоза. Верка умудрилась зачерпнуть в ботики из этой лужи.

И тетя дома загнала ее на печь.

— Прогревайся! Кто за тебя отвечает, ну-ка? Доберусь я до тебя, юла.

На печи тепло. Верку разморило. Бабка Домна как всегда коротала вечер у соседей. Дядя читал газеты. Тетя вышивала.

Вошел Леня. Покашливал в кулачок у порога. Стучал подмерзшими катанцами.

— Як вам, Николай Иванович. По партийному делу.

Тетя вышла из кухни.

— Дожил, голубчик.

Это она дяде. И головой покачала.

— Николай Иванович, если что не так, вы не выдавайте. Засмеют! Проходу на деревне не будет…

Из-за ситцевой занавески Верка подглядела, что Леня положил на стол бумагу, свернутую трубочкой.

— Что это? — дядя развернул бумагу, поднес к глазам.

— План. — Леня переминался с ноги на ногу. — Видите — Зимогор. Талица по оврагу течет. Если по реке на озеро идти, до Зимогора далеко. Талина-то с извилинами. Плесы, омуты… А напрямик — до озера рукой подать. В половодье до кузни вода доходит. Мы насос для ферм покупаем, да? Известно, влетит насос в копеечку, как дядя Киря говорит. Трубы-то дешевле насоса. И энергии, само собой, не надо.

— Причем трубы, не могу уловить… — Дядя потер подбородок.

— Талица отчего не замерзает? — зачастил Леня. — Течение быстрое. Сток из озера большой. Потому и ГЭС выгодно строить. Правда? Никто воду по Талице не гонит, сама так быстро течет. Вот бы по трубе ее и направить на ферму… По трубам из озера вода потечет без насоса: пейте, коровушки! Озеро-то на угоре, фермы в низине. Расстояние я пять раз мерял. Близко! Да на плане все есть…

Так вот кто прокладывал у Зимогора таинственную лыжню. Верка еще больше высунулась с печи.

И нечаянно задела кринку, поставленную Домной для просушки. Кринка полетела.

— Ой! — вскрикнула Верка.

Трах! — разбилась кринка на сто черепков.