Николай Устинович - Таёжные рассказы

Прошло несколько дней, Миша успел уже забыть о разговоре с Василием Семёновичем, но он не забывал о своём желании.

И вскоре ему повезло.

За оградой метеорологической станции, на земле, устроили своё гнездо куропатки. Точнее — не устроили, а просто отыскали подходящую ямочку, натаскали в неё сухих травинок, и самка начала нести буровато-коричневые яйца.

Миша обнаружил гнездо случайно. Он проходил мимо ограды и едва не наступил на плотно прижавшуюся к земле серую курочку. Она вылетела из-под занесённого над нею сапога. Миша испуганно отпрянул назад, и это спасло гнездо.

В тот же день Миша увидел и самца. Его нетрудно было заметить, потому что он не сменил ещё своё зимнее оперение. Маленький белый петушок то и дело мелькал среди кочек.

Можно было подумать, что будущее потомство нисколько не интересует самца. Он упорно держался в стороне от гнезда, словно не имел к нему ни малейшего отношения. Но так казалось лишь на первый взгляд.

Один раз над гнездом появились две серебристые чайки. Они летали низко, медленно, будто нехотя взмахивая крыльями, и зорко обшаривали воровскими глазами тундру. По всей вероятности, они заметили куропатку, потому что начали вдруг снижаться к самой земле, делая над гнездом короткие круги. Чайки явно намеревались полакомиться яйцами куропатки.

И тут откуда-то со стороны навстречу разбойницам взмыл петушок. Сердито нахохленный, он стремительно ринулся на противника. Миша невольно расхохотался: две большие чайки, не выдержав яростной атаки маленького петушка, поспешно улетели к морю.

Вскоре в гнезде появились птенцы. Теперь куропатке приходилось в поисках пищи часто отлучаться от своего многочисленного семейства. А белый петушок по-прежнему почти не появлялся у гнезда, отсиживаясь среди заросших карликовыми кустами кочек.

Мишу очень удивляло, что самец так долго не меняет зимнего наряда. Может быть, петушок поэтому и не подходит к гнезду, чтобы не привлекать к нему своим оперением врагов?

А найти его было очень легко. Остатки снега давно растаяли, тундра стала серо-зелёной, и как петушок ни старался укрываться в укромных местах, белые перья выдавали его с головой.

Как-то в ветреный день, закончив запись метеорологических наблюдений, Миша по привычке направился в ту сторону, где было гнездо куропаток. Но, сделав несколько шагов, он в изумлении остановился. С петушком творилось что-то неладное.

Он, словно подбитый, шумно порхал над самой землёй, иногда садился на кочки и тут же снова поднимался в воздух. Однако в его суетливом, казалось, бестолковом полёте можно было заметить явное стремление удалиться в сторону от гнезда.

«Кого-то отводит», — догадался Миша.

И верно, из-за кочек выпрыгнул песец и бросился вслед за петушком.

А петушка, казалось, совсем оставили силы. Он порхал перед самым носом своего врага. Песец несколько раз почти схватывал его, однако проворная птица ловко увёртывалась и улетала дальше.

Внезапно рванул сильный порыв ветра. Это было как раз в тот момент, когда петушок взмыл перед пастью врага с земли. Птицу крутнуло, бросило назад, песец прыгнул к ней навстречу, и ветер понёс над тундрой белые пёрышки…

Через минуту песец исчез со своей добычей среди камней.

— Подвёл беднягу зимний наряд! — вздохнул Миша. — Будь петушок серым, песец его, пожалуй, и не заметил бы. Странно: почему самцы меняют зимнее оперение почти на месяц позже, чем самка?

Этот вопрос заинтересовал Мишу, и он спросил об этом Василия Семёновича. Учёный подумал и ответил:

— Тут, по — моему, две причины. Петушки на яйцах не сидят, значит, во время гнездования защитная окраска им менее, необходима, чем курочкам. Вернее, совсем не нужна…

— Почему? — удивился Миша. — Ведь они гибнут из-за своих белых перьев! Вот и мой петушок…

— Он попался в зубы песцу, — продолжал Василий Семёнович. — Но его семья осталась цела. И только из-за того, что песец заметил его первого. Получается, что белая окраска петушка сыграла для птенцов большую роль…

— Да-а, выходит, так… — задумчиво проговорил Миша. — Он погиб ради жизни своих детей.

— Привал! — объявил мой проводник Иван Тульчин.

Он с видимым удовольствием снял с плеч увесистую котомку и бросил её на землю.

Впрочем, я сказал не совсем точно. Земли вокруг нас не было ни горсти. Мы стояли среди тундры, и во все стороны от нас тянулись лужицы, мох, скрюченные кустики, кочки. Зыбкий тундровый покров хлюпал и чмокал под сапогами, мох и карликовые кустики погружались в воду при каждом шаге. Правда, часто под нашими ногами чувствовалось что-то твёрдое, надёжное. Но мы знали, что это не почва, а лёд, вечная мерзлота.