Джуди Блум
Шейла Великолепная
В память об отце и нашей с ним игре в прятки
Слава богу, до летних каникул всего неделя. Сегодня такая жара! Одежда прилипает к телу, а мозги плавятся. Я даже не доделала математику в школе, придётся теперь сидеть над ней дома.
Я вошла в наш подъезд, мечтая о большом стакане холодного лимонада. Вызвала лифт и жду. Он спускается, лифтёр Генри открывает дверь и только собирается нажать мой этаж, как в подъезд врывается Питер Хэтчер со своей дурацкой собакой.
— Подожди, Генри! — кричит Питер. — Я с вами.
— Не жди, пожалуйста, Генри, — говорю я. — Мы все не поместимся.
Но Генри открывает дверь и ждёт.
— Лифт рассчитан на десятерых, — говорит он. — Эта собака, думаю, весит как полтора человека. Да нас трое. В итоге получается четыре с половиной.
Иногда хочется, чтобы Генри поменьше умничал.
— Здравствуй, Генри, — сказал Питер. — Спасибо.
— На здоровье, Питер, — ответил Генри.
Тогда я вышла из лифта, зажав нос.
— Извините. Не могу ехать с этой псиной. Она воняет.
Сердце у меня грохотало так, что Генри и Питер наверняка слышали. И я точно знаю, что эта собака, Черри, смеялась надо мной. Она высунула язык и облизнулась. Небось уже обдумывала, куда бы меня укусить. Я сказала «фу» и зашагала через холл с гордо поднятой головой.
Генри крикнул:
— Десять этажей — это высоко, Шейла!
— Я в курсе! — крикнула я в ответ.
А Генри-то был прав. Эти десять этажей я едва осилила. Когда дотащилась, еле дышала — пришлось посидеть на ступеньках, перевести дух. По лицу бежали капли пота. И всё равно я молодец: притворилась, будто не выношу Черри из-за запаха. Я всегда затыкаю нос, когда встречаю Питера с собакой. И правду он никогда не узнает!
Я вытерла лицо и поплелась к квартире. На нашем этаже только у миссис Риз есть пёсик, но такой крохотный, что я его совершенно не боюсь. Миссис Риз называет своего любимца Деткой, вяжет ему свитерочки и всё время носит его на руках.
Я распахнула дверь в нашу квартиру и пошла прямиком в кухню — очень хотелось пить.
— Это ты, Шейла? — спросила мама.
— Да.
— Весело было у Лори?
— Да. — Я выпила одним глотком целый стакан апельсинового сока.
— До сих пор жарко? — спросила мама.
— Не то слово.
— Ты купила молока?
Ой-ой-ой. Не зря у меня было чувство, будто что-то не так.
— Шейла… Молоко купила?
— Нет. Забыла.
Я пошла в гостиную. Мама читала книгу. Играла музыка, и сестрица Либби кружилась в розовых балетках. В свои тринадцать Либби считает себя великой балериной. Танцует она так, что хочется рожу скривить, но я лучше не буду — если она заметит, мне не поздоровится.
Мама сказала:
— Сходи за молоком, Шейла.
Я упала в кресло и простонала:
— Не могу, мам. Я еле живая. Поднималась сюда по лестнице.
— Только не говори, что лифт сломался.
— Нет, не сломался.
— Тогда зачем было пешком подниматься?
— Не знаю, — говорю. — Вдруг захотелось.
— Шейла, ты ничего умнее не придумала? В такую-то жару? Иди полежи немного до ужина.
— Это обязательно? — спрашиваю.
— Да, обязательно. А Либби сходит за молоком.
Либби совершила три пируэта, и только потом мы дождались комментария:
— Ты не видишь? Я тренируюсь!
— Тренировка подождёт, — сказала мама. — Мне нужно молоко на ужин. Папа скоро придёт.
— Ну Джин! Я же в гимнастическом трико! — возмутилась Либби. Когда-то Либби говорила как я — «мама», но с тех пор, как стала старшеклассницей, перешла на «Джин». Всё-таки она очень странная.
— Надень юбку, никто и не заметит, — ответила мама. Потом взглянула на меня: — Шейла, чего ты ждёшь? Я сказала, иди ложись.
— Да ладно, ладно. Иду.
Я сняла туфли и поставила их носками в сторону нашей с Либби комнаты.
Каждый вечер перед папиным приходом я ставлю их по-новому. У нас с папой такая игра. Я где-нибудь прячусь, а папа должен меня найти. Единственная подсказка — мои туфли. Я придумала эту игру в семь лет, и с тех пор мы не пропустили ни дня.
Читать дальше