Екатерина Боронина - Удивительный заклад

В эту ночь мне даже ничего не снилось. Я спал до самого утра спокойно. Попив с отцом чаю, я выждал, пока он уйдёт на почту, и через примеченную накануне лазейку в заборе пробрался на пустырь подле лавки.

Снежок сидел в ящике. Увидев меня, он, потягиваясь, встал. Хлеб лежал нетронутый. Прикрыв опять ящик, я забрался в огромную рассохшуюся бочку и просидел в ней до тех пор, пока не услыхал, как вдалеке прогудел паровоз и прошёл поезд. Этот поезд всегда выходил со станции без четверти девять. Потом я запихал Снежка в холщовый мешок, а мешок — в школьную сумку (она у меня была просторная) и неторопливо пошёл по направлению к ломбарду. Я уверен, что если бы меня встретил кто-нибудь из знакомых, то не догадался бы, что видит перед собой настоящего преступника.

Однако чем ближе я подходил к ломбарду, тем сильнее стучало у меня сердце. Больше всего меня мучило опасение, что в ломбард не принимают котов. «Но ведь Снежок кот необыкновенный, породистый, за него даже лавочник предлагал бабушке три рубля», — успокаивал я себя.

Подойдя к ломбарду, я несколько минут простоял на тротуаре напротив, чтобы убедиться, что Хранид там один.

Через окно, забранное решёткой, мне отчётливо была видна небольшая комната с жёлтыми обоями, где принимались заклады. Хранид стоял за высокой деревянной конторкой и что-то писал в толстой книге. Его длинное желтоватое лицо было неподвижно, как лицо человека на портрете.

Наконец я решился… Как только я вошёл в комнату, где был Хранид, над моей головой раздалось звяканье колокольчика. Я вздрогнул от неожиданности. Хранид выпрямился и тихим, ровным голосом спросил:

— Вы ко мне, мальчик? — и приподнял очки в железной оправе на лоб.

— Да, к вам! — ответил я как можно спокойнее, удивлённый, что он обращается ко мне на «вы».

— В таком случае сядьте! — старик показал на стул подле конторки.

Я присел на самый краешек.

— Сядьте удобнее! — так же тихо, но повелительно сказал Хранид. — А теперь изложите ваше дело.

У меня перехватило вдруг дыхание, и я несколько секунд был не в силах выговорить ни слова.

— Принесли что-нибудь в заклад?

Я молча кивнул головой.

— Имейте в виду, что от лиц, не достигших совершеннолетия, заклады не принимаются, — как будто читая по книге, проговорил Хранид, не поднимая на меня глаз.

У меня задрожали губы, и мне показалось, что вся комната качнулась сперва вправо, потом влево. Невольно я схватился за стул, чтобы не упасть.

— Что с вами, мальчик? — Хранид вышел из-за конторки и встал рядом со мной.

Всё происходило совсем не так, как я предполагал. Ровный, тихий голос Хранида и его пристальный взгляд лишали меня воли.

— Я вижу, что вам нехорошо и вы очень взволнованы, — сказал старик и, взяв у меня с колен сумку с котом, поставил её на конторку.

Мне вдруг мучительно захотелось убежать, но рука Хранида крепко надавила мне на плечо.

На мгновение я вспомнил того косматого маленького старика с длинными до полу руками, который мне снился в раннем детстве.

— Сиди, мальчик! — повелительно сказал Хранид. — Расскажи, что ты хочешь отдать в заклад.

Потому ли, что Хранид впервые назвал меня на «ты», или потому, что он повысил чуть-чуть голос и лицо его оживилось, я немного пришёл в себя и сдавленным хриплым шёпотом сказал:

— Я принёс заложить белого породистого кота. Мне очень нужны деньги…

В глазах Хранида мелькнуло удивление.

— Заложить кота?

Избегая его взгляда, я кивнул головой.

— Твой ли это кот, мальчик?

— Мой! — воскликнул я. И это была самая искренняя фраза, которую я произнёс.

— Сколько ты предполагаешь получить за белого кота? — всё ещё не отпуская моего плеча, спросил Хранид.

— Мне обязательно нужны три рубля… — еле слышно прошептал я.

— Покажи твою вещь! — мне показалось, что Хранид улыбнулся. Но я не был уверен, что на самом деле это было так. Уже через миг лицо его опять как будто окаменело.

Я достал Снежка из сумки. Снежок не вырывался, но моя ладонь ясно ощущала, как шибко бьётся у него сердце.

Хранид погладил кота, очень внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:

— Хорошо, мальчик, я приму его от тебя как меховое изделие.

Меня испугали и поразили слова старика. Он называл Снежка, у которого так шибко колотится сердце и такая мягкая, тёплая шкурка, меховым изделием, вещью… Мне хотелось громко закричать, но судорога сжала мне горло, и мне стало казаться, что всё это происходит не на самом деле, а во сне, в страшном сне. От жалости к Снежку я был готов расплакаться, но, стиснув зубы, удержался. «Ведь не навсегда я с ним расстаюсь! — уговаривал я себя. — Через неделю он будет дома. Долговязый отдаст деньги, он же обещал…»