Арна Бонтан - Попо и Фифина

Попо шагал по улице, гордо засунув руки в карманы своих новых штанов. Он шел не куда-нибудь, а на работу. Как и всякий мужчина, у которого есть работа. И он чувствовал себя почти взрослым. Рассветный воздух был свеж и приятен. Вокруг были люди. Одни шли за водой, другие, как и он, на работу… Он шагал в мастерскую, которую уже полюбил.

Несмотря на ранний час, на тротуаре, за столиками кафе, уже сидели старики. Они пили кофе и играли в карты. В какую-то смешную игру: проигравший должен был нацепить на нос большую английскую булавку и так сидеть, словно в очках. Это было тем смешней, что играли они с очень серьёзными лицами. В другое время Попо, конечно, остановился бы и подольше поглядел на этих забавных стариков, но сейчас он спешил. И не куда-нибудь, а на работу.

Старик Дюран был уже в мастерской и, как всегда, суетился, наводя порядок, а вернее, просто передвигая всё с места на место.

— Ты сегодня слишком рано, — сказал он Попо.

— Да, — ответил мальчик, — но ведь мне надо заканчивать поднос. Тот, который дядя Жак делает вместе со мной. Осталось совсем немного.

— Пожалуй, ты сегодня его доделаешь, — сказал старик Дюран. — И, мне кажется, он будет совсем неплох. Для первого раза, конечно.

— Я тоже так думаю, — сказал Попо. — Вернее, хочу, чтобы так было.

Старик Дюран раскурил трубку, взял в руки деревянный молоток и резец и уселся за работу. А Попо принялся шлифовать свой поднос. Когда вошли дядя Жак и Марсель, работа у Попо была в самом разгаре. Сейчас он вырезал на дне подноса парусную лодку, а вокруг неё волны, волны…

Шли часы. Попо всё работал и работал не отрываясь. Наступило время завтрака. Попо наскоро проглотил еду и снова уселся за свой поднос. Ведь он решил обязательно его закончить. Так он сказал дедушке Дюрану и отступать уже не хотел.

Сегодня дядя Жак был разговорчивей, чем обычно, и рассказал несколько историй. Попо слушал их, но не прекращал работы и часто думал о своём. Поэтому слышал не всё, а только отдельные места.

Слышал он, например, что дедушка дяди Жака и папы Жана прожил на свете больше ста лет и звали его Эмиль. Дедушка Эмиль помнил ещё, как строили здесь большую каменную крепость на холме, что над их городом. Её называют крепостью короля Кристофа.

Дед Эмиль сам видел, как сотни темнокожих полуголых людей через весь город тащили большие бронзовые пушки, а потом с великим трудом подымали их по крутым склонам горы, и пушки были похожи на диковинных рыжих зверей. И те же самые люди покидали потом свои дома и уходили на гору, чтобы строить большую каменную крепость. Они оставались там по десять — двенадцать лет и совсем не приходили домой… А однажды дед Эмиль видел самого короля Кристофа, великого короля чёрных, видел, как он проехал на белом коне через весь город, а за ним шли телохранители в сверкающих одеждах…

Попо представил себе эту картину и подумал, как всё, наверно, было красиво. Но потом он почувствовал печаль. Через раскрытые двери мастерской он увидел вдали развалины этой крепости, и ему стало обидно, что её так долго строили и с таким трудом. Он не мог позабыть тех несчастных людей, которые втаскивали на гору пушки, а потом по десять — двенадцать лет не возвращались домой…

Снова Попо слушал рассказ дяди Жака и теперь уже начинал понимать, что жители острова Гаити были раньше рабами и что они освободились от рабства, потому что боролись. Тогда они и построили эту крепость, чтобы защитить свой остров и свою свободу от французов, которые хотели снова прийти и опять сделать их рабами…

Потом Попо вновь принимался думать о своём подносе, о том, что надо торопиться и не отвлекаться, если он хочет ещё сегодня закончить работу. И он вспоминал слова старика Дюрана: что в узор надо вкладывать свои мысли, всё то, что сам чувствуешь. А чувствовал сейчас Попо грусть. Ему было жалко людей, которые тратили столько лет и столько сил для того, чтобы защищаться от других людей… Он многого ещё не понимал, но всё равно ему было грустно.

Только он не хотел, чтобы на подносе была сейчас видна его грусть. Пусть первый его поднос рассказывает лишь о радости, о счастье! О той радости, с которой он делал собственными руками свою первую настоящую вещь, о счастье, которое будет у людей…

Сумерки уже заполнили мастерскую, когда Попо вырезал на дне подноса последние несколько волн, провёл по ним рукой и закричал: