Александр Власов - О вас, ребята

Мальчишки не стремились восстановить истину. Им было важно подорвать веру в знахарские способности Мотри, и они частично добились своего.

Первое время «пациенты» все еще захаживали к бабке, но старуха больше не водила их на озеро, а давала пакетики из своей «аптеки», не подозревая, что с каждым пакетиком теряет силу над людьми.

Последний удар нанес старухе трактор.

Сполз он ранним утром с железнодорожной платформы, медленно, но настойчиво осилил тридцать пять километров плохой проселочной дороги, по которой никогда еще не проходила ни одна машина. К полудню, довольно урча и отфыркиваясь керосиновым перегаром, трактор выехал на пригорок. Отсюда открывался вид на село.

Вел трактор комсомолец Никодим Прутов.

Почти весь колхоз выбежал встречать невиданную самодвижущуюся машину, способную, как говорили, день и ночь без отдыха пахать и боронить землю.

Никодим, расставшийся с односельчанами три месяца назад и получивший за это время звание тракториста, приосанился, картинно выпятил грудь, вскинул голову. Но на него сначала никто не смотрел. Все были поглощены новеньким трактором, пахнущим керосином, маслом и краской.

Обиженный Никодим прибавил скорость, но люди не отставали — толпой шагали по бокам и сзади машины, удивляясь размерам колес, пугливо мигали и блаженно улыбались, когда трактор «стрелял», выбрасывая из трубы аккуратное колечко дыма.

Так — во главе восторженной толпы — и въехал железный конь в село…

Бывают же такие совпадения! Только поравнялся трактор с избенкой бабки Мотри, как мотор чихнул и умолк. Наступила полная тишина. Тракторист соскочил с высокого сиденья и сразу утратил свою гордую осанку. К нему на помощь бросились мужики.

— Подтолкнуть, может? — услужливо спросил кто-то.

Его поддержали:

— Ты скажи — мы мигом!

— Сам справлюсь! — буркнул тракторист и стал копаться в медных кишках мотора, приговаривая под нос: — Толкать!.. Надумали!.. Это не кобыла!

Минуты три возился он в утробе трактора, и все это время колхозники молчали и сочувственно вздыхали, а бабка Мотря, тоже молча, смотрела в окно и втягивала длинным носом керосиновый запах. В ее глазах разгорался злой огонек. Не сдержав, наконец, накопившейся в ней желчи, она крикнула:

— На что любуетесь, горемычные? Теперь эта железина все керосином изгадит: и хлеб, и траву, и воду! Все провоняет!

Никита размахнулся и швырнул в бабкино окно огрызок морковки. Мотря с треском захлопнула раму. По толпе побежал смешок.

Отвлеченные старухой колхозники прозевали торжественный момент, когда тракторист обнаружил неисправность и, приняв прежнюю, горделивую осанку, небрежно бросил:

— Эй, кто там? Крутаните-ка ручку!

У радиатора стоял Захарка. Он первый понял, что требуется, и ухватился за ручку. Она подавалась туго. Чтобы сделать полный оборот, пришлось собрать все силы. Р-раз! Д-ва! — и заглохнувший мотор взревел.

— Легкая у тебя рука! — сказал тракторист.

Трактор тронулся дальше, оставляя в воздухе пахучий след.

— Попомните мои слова! — крикнула вдогонку бабка Мотря.

Ее голос потонул в радостном гуле сопровождавшей трактор толпы. Никто даже не выругался в ответ. Но прошло два дня, и зловещее карканье старухи сбылось.

Утром, за полчаса до выгона коров в поле, со всех дворов раздается один и тот же звук: сначала звонкое пенье струй, бьющихся в дно пустого подойника, потом тягучее густое журчанье теплого вспененного молока.

Так было и в то утро. Подоив коров, хозяйки начали цедить молоко и, встревоженные каким-то посторонним, неприятным запахом, разом вспомнили бабку Мотрю: от молока пахло не то керосином, не то еще чем-то острым, тошнотворным.

Село всполошилось. Волнение баб передалось мужикам. Народ стал собираться у правления колхоза и у соседней сараюшки, приспособленной под гараж для трактора.

Пришел Никодим Прутов. За ним — председатель.

— Что же это получается? — завопила самая крикливая бабенка, притащившая с собой подойник с испорченным молоком. — Вместо радости — гадости?

— В чем дело? — громко спросил председатель.

— А вот попробуй! — Баба поднесла подойник к лицу председателя. — Нюхай!

Председатель понюхал с серьезным видом, строго посмотрел на бабу.

— Ты бы еще в керосиновую бочку попробовала доить! Мыть посуду надо, неряха!

В ответ все бабы хором подняли такую бурю, что, казалось, их не уймешь и до завтрашнего дня. Досталось и председателю, и трактористу, и их родственникам до десятого колена включительно.