Бежал он тропкой, по которой год назад семенили нетвердой рысцой его окровавленные, исполосованные вожжами ноги. Он и сейчас помнил, как саднило спину, как жгло плечи. Озверевший отец избил его тогда до полусмерти. Чудом удалось Захарке убежать из сарая, где происходила расправа. В припадке ярости отец бросил сорванный с шеи сына галстук на чурку и кинулся в угол за топором, чтобы изрубить кумачовый треугольник на кусочки.
Этим и воспользовался Захарка — схватил галстук и выскользнул из сарая.
Сначала галстук лежал в дупле без всякого футляра. А через неделю, оправившись после побоев, Захарка нашел жестяную банку из-под чая и вложил в нее измятый комочек материи, из-за которой дней шесть не мог ни встать, ни сесть.
Приговор отца был страшен и краток:
— Увижу еще с красной селедкой или в компании с красноселедочниками — убью!
И Захарка знал — так и будет. С тех пор он избегал ребят.
…Ветвистая липа встретила Захарку, как старого приятеля, тихим ласковым шелестом листьев. Вокруг дупла, точно часовой у важного объекта, безостановочно кружилась полосатая оса. Захарка с ходу запустил в дупло руку, вытащил банку, приоткрыл ее. Галстук был на месте…
Возвращаясь домой с красным галстуком на шее, Захарка готовился к злому визгу и притворным причитаниям бабки Мотри. Но старуха оказалась хитрее своего дубоватого, по-бычьи глупого и свирепого двоюродного брата. Увидев на Захарке галстук, бабка произнесла нараспев:
— И правильно!.. Черту служить — с рогами ходить! В чужой кафтан влезай, а дело свое знай!
Захарка не понял тайных мыслей старухи. Он от души обрадовался такому обороту и в благодарность наколол дров на неделю вперед.
Вторая встреча с ребятами произошла у Захарки в тот же день вечером. Его перехватили на дороге, ведущей к колодцу, окружили. Вовка Дроздов пощупал Захаркин галстук, поправил его, сказал, прищелкнув языком:
— Сохрани-ил… Верно…
— Но это не все! — вмешался Никита.
И Захарка получил в тот вечер первое пионерское задание.
Никита любил ставить вопрос ребром. Он так и заявил:
— Будешь разоблачать свою колдунью!
Захарка был готов выполнить любой приказ. Его только чуточку обидело, что Никита сказал «свою колдунью». Захарка робко возразил:
— Вовсе она не моя!
— Ну, не твоя! — поправился Никита. — Какая разница… В общем, разоблачай! Как что заметишь, — сыпь к нам! Вместе придумаем, что делать!
Захарка не знал, с чего начать разоблачение бабки Мотри, но она сама помогла ему.
Вернувшись с двумя ведрами воды, Захарка перелил ее в кадушку, стоявшую в сенях, вошел в темную избу и, полный светлой радости, прыгнул на теплую лежанку. Ему хотелось полежать в тишине с открытыми глазами, подумать, помечтать. Но где-то у окна зашевелилась бабка. Она что-то проворчала про себя и окликнула Захарку:
— Чего рань такую на печку забрался?
Захарка не ответил — думал, отвяжется старуха, но та не унималась:
— Ты бы на посиделки пошел… Теперь тебе вовсюду вход открыт: галстук — что пачпорт! Иди-ка к молодежи, повеселись с колхозничками… И мое дельце заодно справишь.
Захарка насторожился.
— Какое?
— Простецкое… Дам тебе два кисетика с лекарством. Ты его на пол высыпь, когда танцы начнутся.
Бабка хихикнула и добавила:
— Пусть колхознички потешатся да почешутся!
— Давай! — охотно согласился Захарка и спрыгнул с печи, догадавшись, что нельзя упускать удобный момент.
Вскоре оба кисета очутились в руках мальчишек, срочно собранных Никитой в недостроенной части коровника.
Никита первый ощупал в темноте матерчатые комочки.
— Мягкие, — сказал он. — Вроде бы песок или опилки… Ведьма чертова!
— Забросим их подальше куда-нибудь! — предложил осторожный Вовка Дроздов.
— Струсил? — насмешливо спросил Никита.
— Не струсил… Просто — зачем с этим возиться? Кто ее знает, чего она напихала в них!
— А чего она могла напихать-то? Хуже сухого навоза ей и не придумать!
Захарка в спор не вмешивался. Но другие ребята поддержали Вовку. У них шевелился внутри темный, стыдливый страшок.
— Выкинь ты эту дрянь… Мало ли что… — сказал один из пионеров.
Никита разозлился.
— Разоблачители! — крикнул он. — Чтобы разоблачить, надо самим не верить! А вы… глупую старуху испугались! А мне плевать на нее — сейчас пойду и высыплю! И никому ничего не будет!
Никита решительно вышел из коровника. Мальчишки — за ним. У большой избы ребята остановились. Посиделки были в разгаре. На улице моросил мелкий дождь, а в избе тепло светились три керосиновые лампы. Долетал веселый гомон и громкие переливы гармони.
Читать дальше