Стараясь не задеть остатки крепи, старшина перебрался на другую сторону завала, образованного расщепленными досками и брусьями. Здесь штрек сохранился лучше. Кровля была цела. У стен ровными рядами стояли подпорки. Двумя зелеными ужами уползали вдаль рельсы. Пол штрека довольно круто уходил вверх.
Пройдя вперед несколько метров, Бобров достиг поверхности воды. Под землей образовался воздушный колокол. Сжатый воздух мешал воде проникнуть в верхнюю часть штрека.
Сделав еще несколько шагов, Бобров высунулся из воды по плечи и поднял фонарь в воздух. Светлый веселый лучик свободно заскользил по поверхности, ринулся куда-то вперед — в самую глубину сухой части штрека, лизнул какие-то металлические, тускло поблескивающие детали и запрыгал по ним. Потом свет фонарика выхватил из темноты две доски, сколоченные в виде креста и воткнутые в землю. Под досками белели кости. Их было много. Куда водолаз ни направлял узкий лучик фонарика, — везде лежали останки погибших когда-то людей. А за этим подземным кладбищем ровными рядами стояли станки и машины…
* * *
Пока Бобров находился в шахте, ребята лежали на краю деревянного помоста и, свесив головы, не спускали глаз с поверхности воды. Из таинственной глубины поднимались пузырьки воздуха. Они лопались с легким бульканьем. И казалось, что вода начинает закипать.
Безостановочно работала помпа, нагнетая воздух в резиновый шланг. Водолаз, следивший за сигнальным концом, то и дело передавал приказания Боброва, посланные условными сигналами по веревке.
— Трави! — негромко, но отчетливо говорил он, и шланг с толстой веревкой полз вниз — в колодец.
— Еще потрави!..
Старшина Бобров уходил под водой дальше и дальше.
А ребята все так же неподвижно лежали на краю помоста и следили за пузырьками воздуха. Вдруг они исчезли. Разбежались последние круги и вода успокоилась.
— Никак он дышать перестал!? — воскликнул Митька и вопросительно посмотрел на водолаза, следившего за сигнальным концом.
Водолаз заглянул под пастил, выждал с минуту, подумал и объяснил:
— Видать, нашел горизонтальную выработку… Влез в нее — вот пузырьки и пропали.
И снова потянулись томительные минуты ожидания.
Наконец Бобров дал сигнал поднимать наверх. Шланг, поблескивая на солнце мокрой резиной, пополз обратно. Мальчишки затаили дыхание, вглядываясь в замутившуюся воду. Вновь забулькали пузыри. Глазастый Митька первый заметил под водой какое-то движение: снизу что-то медленно всплывало на поверхность.
— Иде-ет! — заорал Митька.
Но вместо круглого медного шлема из глубины показался грубо сколоченный крест. Ребята отпрянули назад.
— Это еще что? — удивился водолаз, взглянув на воду.
Смачно чавкнул багор, впившись в доску, и крестовина очутилась на помосте. Нижний конец длинной вертикальной доски был заострен. Та часть, которая много лет находилась в земле, подгнила. Зато верх крестовины, густо покрытый затвердевшим от времени тавотом, сохранился хорошо. Под слоем засохшей смазки проступали буквы.
Пока Боброва поднимали из темных глубин ствола и помогали ему спять водолазные доспехи, ребята успели разобрать всю надпись, нацарапанную карандашом на поперечине: «Я знаю, что вы придете, товарищи! — так начиналось трагическое письмо, написанное на доске. — Верю, что придете вы, а не деникинцы, не Сахарнов, хотя он и надеется на это… Нас было 27 человек. Всех захватили в плен под городом. Деникинцы заставили нас по ночам вывозить заводское оборудование и спускать его в шахты. Работами руководили Сахарнов и Самохин. Когда дело было закончено, всех расстреляли в этом штреке. Я был ранен и уцелел чудом. Но выхода нет: подъемное оборудование взорвано, подступает вода. Радуюсь, что станки и машины сохранятся для советской власти — они смазаны и не заржавеют. Прощайте, товарищи! Прощайте, отец и мать. Целую вас за Петра. Он уже отмучался. Черед за мной. Семен Голосов».
* * *
Митька хотел сейчас же бежать с крестом к дяде Карпу и тете Акуле. Но Бобров рассудил иначе.
— Это документ! — мрачно сказал он. — Обличительный документ! Его к делу приобщить надо… К делу о царской России…
И деревянный «документ», извлеченный из затопленной шахты, попал к следователю, который срочно запросил из архива дело Самохина.
Через несколько дней следователь пришел к Митьке в гости и принес фотографию крестовины с надписью. В тот же день вечером Митька после недельного перерыва снова появился у стариков Голосовых. И Карп Федотович впервые в жизни сам прочитал по складам письмо, написанное рукою сына. С тех пор старики навсегда вычеркнули из своей памяти фамилию Сахарнова.
Читать дальше