Юлия Комольцева - Абонент недоступен

На него опять напал смех.

– Что?

– Это я придумал.

– В смысле?

– Колобка я придумал.

– Ты … ты сказку написал? Это же русская народная!

– Ланка, это моя пиар-акция! И я с удовольствием дам тебе интервью.

Минуту она смотрела, не мигая.

– А! Ты для этого меня пригласил?

– Ты сама пришла, – напомнил Дима, – а за стол я тебя позвал, чтобы похвалиться, это правда.

Снова немигающий взгляд.

– Ничего не понимаю. Ты серьезно? Тебе доверили рекламную компанию ресторана? Ты же говорил, что в агентстве на побегушках, изучаешь профессию с низов, я же помню!

– Это случайно вышло. Как с тобой.

– Как со мной?

Теперь истерический смех овладел Русланой.

– То есть, ты заехал не туда?

– Как раз туда. Как с тобой, – повторил он с нажимом.

И взял ее за руку. Она перевела взгляд на его пальцы. Их сила и нежность были знакомы. Но это было короткое, мимолетное, ничего не значащее знакомство. Так?

Или как?

Наперекосяк.

В голове будто шторм. Ланка уткнулась в тарелку, ничего не разглядела там, и решительно подняла глаза на Диму. Странный у него был взгляд. Ласковый, но сердитый одновременно. Если такое возможно вообще.

– Я тебя совсем не вспоминал.

– А я тебя, – парировала она.

– Ты могла бы вызвать такси. Позывной я оставил.

– Ты мог бы приехать, адрес знал.

– Мы совсем друг другу не подходим.

– В точку!

– Я сюда заглянул на пять минут. У меня ведь тоже работа…

– И что же, решил остаться из-за моей неземной красоты?

Он отвел взгляд и сказал, что ее красота вполне земная. Ему хотелось попробовать свои силы здесь и сейчас, не откладывая, не доверяя судьбе то, что можно сделать самому. Попытка это объяснить стоила больших усилий, потому что Дима все время думал о другом. О ее ямочке. О ее плечах. О ее щиколотках.

Заработался, бедолага, поставил диагноз внутренний цензор. Ему сегодня не молчалось.

– Сбежим отсюда?

– Ты серьезно?

Ланка спросила глупость. По его глазам она видела все, что было нужно увидеть. И млела. И пугалась. С чего вдруг? Почти два месяца молчания, полного равнодушия с обеих сторон, а потом вдруг эта буря в стакане!

Или он решил расслабиться, а жертва выбрана наобум. Точней, подвернулась под руку уже знакомая, что ж отказываться, подыскивать другую, нарваться на кота в мешке…

– Ты же сама не веришь в то, что говоришь! – Гаркнул он так, что на них стали оглядываться.

Ага, оказывается, она рассуждала вслух. Не рассуждала, бредила! Если уж откровенно, ни в чем подобном его обвинять нельзя, просто невозможно. Он не такой. Он – нелепый, грустный фаталист. Он – умный дурак, потому что ничего не смыслит в реальной жизни, в девушках, в себе самом. Он – добрый и сильный. Собаку собирался приютить, Ланку утешал, машину сам в одиночку откопал… и вообще…

У него такие синие-синие глаза. Кто сказал, что это неважно?

В человеке все должно быть прекрасно!

– Дима! Добрый вечер!

Оба повернули головы на голос и в недоумении уставились на элегантную полную даму под руку с не менее элегантным усатым мужчиной. Ланка тормозила по-страшному, пытаясь оценить все, что пришло до этого на ум. Дима завис по той же причине: собственные чувства внушали тревогу за трезвость рассудка. Потому его родителям пришлось немного потоптаться у столика, прежде чем он вообще признал их.

– Познакомишь нас со своей дамой?

– Это не дама. Это Ланка. Ланка, это моя папа и мой мама. То есть, наоборот. Ну ты понимаешь.

Мама и папа переглянулись с разочарованием. Сын явно напился. Повод, конечно, был, но чтобы вот так! Аж язык заплетается! Папа грыз усы, мама сделала попытку отойти. Дима, наконец, отмер:

– Ой, простите! Садитесь!

– Да что уж там, – махнул рукой отец, – отдыхайте, мы еще с Иванычем не здоровались, его журналисты атаковали. Ты потом подойди, я хочу тебя кое с кем познакомить. А, да вот они… Дима!

Он поманил сына. Руслана отвернулась к окну. Журналистской хватки ей еще явно не хватало. Эмоции по боку, и в бой! Расспрашивать, вынюхивать, оценивать.

С кем же это, интересно знать, его хотят познакомить?!

Любопытство победило. Руслана повернулась и увидела Диму, который целовал руку… маме. Не своей, чужой. То есть, не чужой! Ее маме. Ее родной маме!

– Руслана?!

А вот и папа. Ее папа.

Две пары родителей уселись за столик, где только недавно было тихо и спокойно. Ну пусть, не очень спокойно, но более камерно, вот.

Заговорили разом, а еще воспитанные люди, такие сдержанные, опытные, такие все из себя воспитатели. Галдели погромче бабусек дворовых. Размахивали руками, задавали вопросы, сами на них отвечали. Выпили что ли сверх меры?