Даниил Курсовский - Настоящий формидабль. Часть 3

Принц–король повертел головой, довольно громко произнес: «Во дает!..», и рассмеялся.

И этот смех тут же подхватил целый хор голосов, но вовсе не из зала.

Я бросил взгляд по сторонам. Все наши артисты — Эльвира, Оливия, Жека, Вадим, Мила, Лиля, Лина, Света и даже маленькие «утята» со своей классной руководительницей Валентиной Александровной — все они торчали в кулисах, даже и не думая о том, что их видно зрителям! Из–за спины Валентины Александровны выглядывала Шурочка.

Впрочем, избранная публика в зале не обращала на публику в кулисах никакого внимания.

Общим вниманием всецело завладела Мишель!

Я вновь захлопал глазками и задрал голову, уставив глаза в потолок. Мишель искала яркие слова и образы, чтобы лучше передать мадам Марго все то, что произошло с ней и Жюли в саду!..

Краешками глаз я уловил, что публика в кулисах принялась вытягивать шеи, чтобы лучше увидеть все мои гримаски.

И тогда Амалия Захаровна сделала великолепную вещь. Она одними только глазами послала Валентине Александровне ясный сигнал. Та кивнула и сказала «утятам» вполголоса:

— Дети, за мной!

И «утята» вместе с Валентиной Александровной вышли из–за кулис, и по боковой лесенке со сцены спустились в зал! А за ними в зал перешли и все остальные наши артисты вместе с Оливией.

Пока они рассаживались позади Амалии Захаровны и троих членов делегации, я на сцене держал паузу — играл платьем, строил гримаски и шумно вздыхал, настраиваясь на продолжение рассказа.

И вот все спустившиеся со сцены расселись и с предвкушением уставились на меня.

— Ах, мадам, эти ее панталоны, в миленьких маленьких розочках! — пропищал я. — Жюли так их оплакивает! Почему оплакивает?… Ах, мадам, с ними, знаете ли, произошел прискорбный случай!..

«Утята» засмеялись, принц–король радостно подхватил этот смех. Открыто рассмеялась и Амалия Захаровна, и даже помощница Е. П.

А вот сама Е. П., нервно облизнув губы, смотрела на меня уже совершенно растерянно.

Я каверзно улыбнулся, и похлопал глазками прямо ей в лицо.

Е. П. нерешительно улыбнулась мне в ответ.

И это была уже совсем новая улыбка! Не благосклонно–вежливая улыбка чрезвычайно волевой женщины, которая держит все свои чувства в жесточайшей узде, а как будто бы первая в жизни улыбка младенца. Она — самая приятная, самая неповторимая, самая незабываемая для всех!

И тогда, для усиления эффекта, я состроил невинную гримаску, и сказал:

— Ах, мадам! Жюли — она ведь такая нежная, такая чувствительная!.. Она так из–за всего переживает!.. Вы же знаете, мадам…

Последнюю фразу я, неожиданно для себя самого, не пропищал, не проговорил, а прямо–таки пропел очень высоким голосом. Да еще вложил в нее бездну ехидства, и, одновременно, целое море сожаления по отношению к бедняжке Жюли!

Вся наша публика поняла меня очень хорошо и разразилась прямо–таки гомерическим хохотом.

Получилось очень интересно: вот здесь, на сцене, в образе Мишель, был я. Напротив меня, на средних местах зала, уже в качестве публики, сидели все наши артисты, Валентина Александровна и Шурочка. А посередине, между мной и Мишель, была делегация высоких гостей во главе с Еленой Павловной Пинчуковой. Правда, рядом с ней сидела Амалия Захаровна, но она, конечно же, относилась к нашим.

А вот Е. П. мне еще только предстояло увлечь на нашу сторону.

И тут меня озарило! Я понял, что Е. П. запросто может сыграть роль мадам Марго! Это не важно, что мадам Пинчукова существует в реальности, а мадам Марго — только в моем воображении. Если я буду обращаться к Е. П. как к мадам Марго, она волей–неволей примет на себя этот образ!

Но какова она, мадам Марго?..

О, она ведь примерно такая же, как наша Амалия Захаровна! То есть очень добрая, очень заботливая, с великолепным чувством юмора, способная понять человека с одного взгляда, готовая всю себя отдать детям, и, одновременно, очень требовательная, очень авторитетная!.. В общем, у нашей Амалии Захаровны такой опыт и такая харизма, что она хоть завтра может стать президентом!

Хм!.. Но ведь… Но ведь и Елена Павловна Пинчукова — она, судя по всему, тоже такая! Правда, насчет ее чувства юмора я не был уверен, но можно попытаться его разбудить.

«Как вы думаете, Амалия Захаровна?» — послал я вопросительный взгляд нашему директору.

«Действуй, Слава, действуй!» — ответила она мне, чуть прикрывая глаза.

И тогда, опять посмотрев прямо в лицо Елены Павловны, я мысленно переодел ее в платье мадам Марго, длинное, белоснежное, в изящных кружевах, а на голову ей приладил шляпу самого модного в Париже фасона. Того времени, разумеется.