Илья Копытов - Веселые уроки

Папа осторожно говорил маме:

– Не многовато ли у Беллы занятий?

Но мама была непреклонна:

– Девочка должна иметь отличное образование, играть на музыкальных инструментах, петь и танцевать, разбираться в искусстве и иметь хорошую фигуру!

Самое главное, Белла была с мамой согласна и непреклонно штурмовала вершины знаний.

Папа шутил, что Белла поднимается на самую высокую гору на земле – Эверест – при этом решая в уме дифференциальные уравнения, напевая арию Виолетты из оперы знаменитого итальянского композитора Джузеппе Верди «Травиата», пританцовывая и играя на баяне.

Мама сердилась и отвечала, что папа ничего не понимает в воспитании детей, и приводила в пример старшего сына:

– Вот посмотри на Кирилла – мы его упустили в свое время, и с каким трудом он готовится к поступлению в университет!

Глядя на довольную физиономию Кирюхи, никто никогда бы не подумал, что он испытывает какие-то проблемы. Спал, ел, гонял в футбол и как бы между делом учился. Учителя говорили, что совсем неплохо!

Но максималистке маме этого было недостаточно. Она говорила, что раз из Кирилла не получается огранить бриллиант, то его необходимо хотя бы отполировать до зеркального блеска.

– Мне интересно, в каком месте он должен блестеть? – ехидно спрашивал папа. И начинал перечислять разные части тела, да так смешно, что Белла с Кириллом хохотали до упаду.

Мама холодно отвечала, что главное – мужчина должен иметь блестящий ум, чистые уши и аккуратно подстриженные ногти.

– И не пахнуть, как лошадь Пржевальского! – в конце всегда добавляла мама и требовала всех предъявить вышеуказанные ногти и уши. Даже папу!

Папа увертывался от мамы, бегал от нее по квартире, а потом сам хватал ее в охапку и начинал целовать. Всё это было очень весело!

Еще у Беллы была лошадь. Настоящая, живая! И не пахучая лошадь Пржевальского, а кобыла ахалтекинской породы. Ее звали Ромашка. Жила она в конюшне за городом. И Белла по выходным ездила к ней. Лошадка была с характером. Она любила есть вкусное, а вот катать кого-нибудь на себе она терпеть не могла. Даже Беллу.

Белла всегда приносила морковку, яблоки и сахарок для своей лошадки. Ромашка, фыркая и тычась в ее руки мягкими губами, с удовольствием лопала угощение.

Но, когда дело доходило до того, чтобы взнуздать и оседлать ее, в Ромашку как будто бес вселялся. Она начинала брыкаться и кусаться, и катание, не начавшись, заканчивалось.

– У-у, тигра лютая! – говорил конюх Петрович и уводил вредную Ромашку наматывать круги в загоне. А Белле давали смирную белую кобылу Маркизу или, того хуже, пони Пончика.

Белла считала себя совсем взрослой – еще бы, ей было уже девять лет! – и ненавидела ездить на Пончике как какая-то первоклашка! Про себя она называла ленивого пони «табуреткой». Ей было просто стыдно кататься на каком-то Пончике в своем красивом костюмчике для верховой езды и замечательных сапожках со шпорами. Такой красотке надлежало скакать по прериям на вороном жеребце Маршале – лучшем скакуне из всей немаленькой конюшни! Белла тайком уже налаживала с ним контакт с помощью морковки и сахара, и Маршал благосклонно принимал дары и с одобрением тряс гривой.

Зато папа обожал Ромашку. Кататься он не умел, но ему и не надо было. Лошадка действовала на него как лекарство! Он обнимал ее за шею, прижимался щекой к Ромашкиной голове и закрывал глаза. Лишь иногда, не открывая глаз, папа что-то говорил ей на ухо, а Ромашка внимательно слушала и тихонько пофыркивала, как будто отвечая. Папа мог так стоять часами.

Мама ужасно ревновала папу к лошади.

– Вот почему ты со мной так не обнимаешься? – уперев руки в боки спрашивала она у папы.

Смущенный папа мямлил, что мама через пятнадцать минут начинает вырываться и убегает от него по своим делам. А с Ромашкой он постоит час-другой и потом как новенький. Словно и не было тяжелой трудовой недели – усталость как рукой снимает!

Мама сказала:

– Ладно, лечись, хорошо хоть лошадь помогает, а не крокодил! Но в эту вашу «лошадню» я больше ни ногой!