Неслышно ступая в своих мягких башмаках, Егор приблизился к столу и положил на его край письмо «графа».
Опольев поднял лицо, красивое, смуглое, серьезное лицо, окаймленное такими же вьющимися и поседевшими черными волосами, как у младшего брата, с большими темными глазами, над которыми красивыми дугами темнели густые брови, сходившиеся у переносицы.
– Письмо вашему превосходительству!
– Хорошо! – промолвил Опольев низковатым приятным голосом и, взяв в руки письмо, не спеша и аккуратно взрезал конверт ножом слоновой кости.
Брезгливая улыбка слегка искривила его губы, когда он читал письмо брата. Он отложил письмо, пожал плечами и снова принялся за работу.
Однако минуту спустя его превосходительство подавил пуговку электрического звонка и, когда явился Егор, спросил:
– Кто принес это письмо?
– Не могу знать. Швейцар подал.
– Узнайте.
Егор скоро вернулся и доложил, что письмо подал какой-то очень скверно одетый господин и…
Камердинер, видимо, затруднялся продолжать.
– И что же?..
– Он назвался…
– Ну, говорите же, кем он назвался? – нетерпеливо допрашивал Опольев.
– Дальним родственником вашего превосходительства, – словно бы извиняясь, что обязан передать такое неправдоподобное известие, проговорил Егор и даже позволил себе улыбнуться.
«По крайней мере имел стыд не назваться братом!» – облегченно подумал его превосходительство. И сказал:
– Позовите сюда швейцара.
Когда швейцар явился, Опольев тихим, ровным и спокойным тоном, каким всегда говорил с прислугой, произнес:
– Если господин, который принес утром письмо, придет еще когда-нибудь, не принимайте от него писем и никогда не пускайте его. Поняли?
– Понял, ваше превосходительство.
– Можете идти.
Швейцар повернулся почти по-военному и исчез.
Его превосходительство вновь принялся за работу.
Часа через полтора он поднялся с кресла, слегка потянулся, расправил свою уставшую спину и, взяв со стола письмо, легкой, молодцеватой походкой, чуть-чуть покачиваясь, прошел через ряд комнат в столовую.
Там за чайным столом сидела жена Опольева, полноватая, довольно красивая еще блондинка, в кольцах на пухлых белых руках, с пышным бюстом и туго перетянутой талией. Рядом с ней была молоденькая девушка в черном шерстяном платье, свежая худенькая брюнетка с одним из тех лиц, которые не столько красивы, сколько привлекательны. Особенно выделялись на нем большие темно-серые глаза, опушенные длинными ресницами, ясные, детски-доверчивые и в то же время будто пугливые.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Ларёк – ящик с навесной крышкой для продажи товаров.
Двугри́венный – монета достоинством в двадцать копеек.
Лáйковый – из лáйки, тонкой и мягкой кожи.
Речь идет о так называемой Вяземской лавре, подворье, где ютилась петербургская беднота.
Селя́нка – суп на крутом мясном, рыбном или грибном бульоне с острыми приправами.
Контрáльто – самый низкий женский певческий голос глубокого грудного бархатистого тембра.
Гри́венник – монета достоинством в десять копеек.
Си́тник – хлеб из ситной (то есть просеянной через частое сито) муки.
Ко́нка (конно-железная городская дорога) – вид общественного транспорта.
Сиде́лец – продавец за стойкой.
Фешенебельные петербургские рестораны Бореля и Дюссо славились своей французской кухней.
О́мнибус – многоместный конный экипаж с платными местами для пассажиров, совершавший регулярные рейсы по определенному маршруту.
Империáл – места на крыше вагона двухэтажного общественного транспорта (конки, омнибуса, трамвая).
Шабли,́ максоте́н – сорта французских вин; стильто́н, рокфо́р – острые пахучие сыры.
Просторечные названия бумажных денег: канаре́йка – бумажка рублевого достоинства, называлась так по своему желтому цвету; си́ненькая – пять рублей.