Николай Григорьев: Полтора разговора

Что тут будешь делать? Воронки-то ведь не завтра, а сегодня отправить надо. Приказ от директора дороги. Да и без приказа я понимаю, как ждут этих воронок на Магнитострое. Без них ведь домны отстроить нельзя. Может, каждый день люди на станцию выходят этот поезд встречать.

Вижу это, как перед глазами, и держу поезд на карандаше. А только вот как пропихнуть мне его на линию — ума не приложу.

Схлынули у меня наконец пригородные поезда — пошли дальние. На Иркутск, на Петрозаводск, на Москву. Полоцкий… Новосибирский… Еще на Москву. Опять на Москву. Ну, не передохнуть…

Звонят из управления дороги: "Как воронки? Отправлены? К ночи готовятся еще два экстренных состава с машинами в Донбасс… Необходимо их вогнать в расписание".

Повесил я трубку. Вот так, думаю, переплет… На ночь вся надежда была у меня. Думал, как пропущу скорые, так и дам магнитогорский между шестисотыми. А тут… отбирают у меня ночь. Вот оно, дело-то, как повернулось…

Шарю я, шарю по графику. Тычу карандашом, тычу — никак не могу приткнуть поезд с воронками. Такая теснота… Ткнулся перед двадцать седьмым — это скорый московский — не выходит. Перед двадцать девятым ткнулся — опять не вышло. Перед тридцать первым… И перед тридцать первым не вышло. А тут на очереди уже "Красная стрела", московский экспресс. Что ж, думаю, делать-то с воронками? Из диспетчерской тебя сейчас не выпустят. Хоть влепешку расшибись, а найди место воронкам.

Кашлянул громкоговоритель:

— Диспетчер…

Гляжу на часы. Ну да, вот она и "Стрела".

— Кто у аппарата? — спрашиваю.

— У аппарата первый светофор. "Красная стрела" готова. Подаем из парка к вокзалу.

— Понято, — говорю, — подавайте…

Ткнул я карандашом в график — поставил точку. Хрустнул мой карандаш, поломался. И чинить я не стал. Отбросил карандаш, взял новый.

Что ж, остается теперь только дорожку "Стреле" приготовить. Вызываю линию, отдаю приказание:

— Убрать поезда на запасный. Освободить путь — "Стрела" пойдет.

Все поезда, какие есть на линии, тут обязаны посторониться. Иной поезд, может, километров пятьдесят уже от Ленинграда отмахал, возле Тосно где-нибудь погромыхивает, а тронется "Стрела", от перрона только оторвется должен уж этот поезд во все лопатки к ближней станции катить и с ходу на запасный путь укрыться.

На пятьдесят километров путь чистый должен быть перед "Стрелой". Такое правило. "Стрела" еще из Ленинграда снимается, а ее уже в Малой Вишере встречают. Вот как!

Сто шестьдесят километров до Вишеры одним духом "Стрела" проходит. В Вишере чуть передохнула — катит без остановок до Бологого. А Бологое — уже полпути до Москвы. Вот какие у "Стрелы" перегоны! Все станции побоку. Обухово, Славянка там, Тосно, Ушаки — вроде путевых будок для нее. Только в окнах помигивают.

Повернул, значит, я селекторный ключ — отдал приказание очистить линию. Стоит "Стрела" у вокзала, под стеклянной крышей. Ей еще и паровоз из депо не подан, проводники в белых перчатках только еще первых пассажиров встречают, по вагонам рассаживают — а путь для "Стрелы" до самого Тосно уже расчищен.

А все-таки — как же быть с воронками?

Встал я, прошелся по комнате, опять сел.

И, понимаете ли, решился я. Повернул опять селекторный ключ:

— Депо? Машиниста Коротаева позвать.

Вызвали Коротаева. Поздоровался я с ним на этот раз, хотя и не полагается этого по правилам. И спрашиваю:

— Как, — говорю, — чувствуешь себя? "Щука" твоя исправна ли?

— Оба, — говорит, — в исправности — что я, что "Щука".

— Очень рад, — говорю, — а теперь слушай меня, Коротаев. Можешь ли ты на своей "Щуке" от "Стрелы" ускакать? С товарным поездом в шестьсот пятьдесят тонн, с доменными воронками?

— От "Стрелы"?.. Замолчал громкоговоритель.

— Ну как, — спрашиваю, — Коротаев, поедешь или нет? Я тебя не неволю.

Молчит громкоговоритель.

Отпустил я педаль и выключил Коротаева.

А сам взял резиночку, сижу подчищаю следы поездов на графике. Ничего, значит, не поделаешь. Так тому и быть. А скоро мне смена.

Разве приказание отдать Коротаеву? Ну, прикажу — я ведь каждому машинисту по службе приказать могу. Прикажу — поедет Коротаев. Потащится его "Щука" с воронками, отъедет двадцать семь километров за час, законную свою норму… Так разве это мне надо? Мне надо, чтобы взревела "Щука", чтобы чертом понесла… От "Стрелы", от "Эльки" чтобы удрала — вот что мне надо.

Не кого-нибудь я и вызвал для этого дела, а самого Коротаева. Коротаев — лучший машинист товарных поездов.