Тамара Михеева: Гусиная пастушка

«Не такая уж важная птица — гусь. Очень надо его бояться!» — думал Андрейка который день. Ну что в нем особенного? Шея длинная, лапы оранжевые. Да еще шипит как ненормальный. Вытянет шею, клюв выставит и идет на тебя тараном. Вот бы замахнуться палкой и дать ему по шее! Но папа недаром говорит, что Андрейка нежного воспитания. И палку Андрейка не возьмет, а голыми руками отогнать не может — боится.

Недавно среди старых книг Андрейка нашел рассказ «Володя и книги». Там говорилось про одного мальчика, который шел из библиотеки с книгами, а на него со всех сторон гуси напали. Так этот мальчик за книги испугался: как бы гуси библиотечные книги не разорвали. Он упал на них спиной и ногами от гусей отбивался, книги спасал… Ну, наверное, смелый был мальчик Володя. А Андрейка, получается, трус? Не хотелось Андрейке быть трусом.

Он гусей-то живьем только в этом году увидел. Приехали они с мамой в гости к ее подруге в деревню. Сначала Андрейке очень здесь понравилось. Дом у тети Тани был большой, светлый, а двор такой, что на роликах можно кататься. Две кошки в сенях жили, а во дворе — здоровенный пес Мухтар. Никого Андрейка не боялся. С Мухтаром подружился сразу, корову З о рю гладил и даже доить пробовал под тети Таниным руководством, поросят по спинкам хлопал и кур кормил. А красавец петух хоть подружиться и не захотел, но Андрейку сторонился, только косился темным круглым глазом.

Мама смеялась, прижимала Андрейкину голову к груди: «Андрей-воробей у нас с любой живностью общий язык найдет!»

Знала бы она!

И ребята в деревне были хорошие. Не дразнили городского мальчишку и не приставали. Пару раз брали ролики покататься, звали купаться на став о к, научили свистульки делать из мышиного гороха — стручков акации. Немного портила жизнь дочка тети Тани, Наташка, но это мелочи.

И все было бы хорошо, если бы не гуси…

Три дня назад мама разбудила Андрейку ни свет ни заря и сказала:

— Вставай, Андрюша, пойдем воды из колодца на зорьке попьем. Утром она самая вкусная. Ты такой никогда не пил.

Кто же откажется?

Андрейка мигом вскочил, оделся, позвякал умывальником на кухне и выскочил на высокое крылечко. У-у-ух! Зажмурился от света, рукой прикрыл глаза, но июльское солнце, жаркое, щедрое, высветило ладонь, сделало розовой и прозрачной и с прежней упругой силой бьет по глазам, просачивается сквозь пальцы.

— Андрей, догоняй! — крикнула мама из-за ворот.

И Андрейка бросился вдогонку.

Деревня не то что город, просыпается рано. Горланят петухи по заборам, гремят вёдра в хлевах, слышится перебранка из какого-то дома, на большой дороге трубит пастуший рожок: «Выгоняйте коров изо всех из дворов!»

Скрипучей музыкой запел ворот колодца, зазвенела, заклацала цепь, пустое ведро застучало о стенки и будто засмеялось.

— Вкусно? Ну, вкусно? — стала допытывать его мама.

Андрейка, жмурясь, кивнул…

От колодца шли медленно, молча. У кладбища мама сказала:

— Ты беги домой, а я к бабе Дарье зайду.

Андрейка кивнул и пошел домой один, стараясь не смотреть на ворота кладбища, на пестроту памятников и крестов за ними, на неясные лица на фотографиях. Он не боялся, но неловко было, будто невнимательным взглядом он мог потеребить чужую печаль. Самого Андрейку эта печаль еще ни разу не коснулась. Баба Дарья была маминой бабушкой, умерла давно, и Андрейке иногда казалось, что она не умерла, а живет неподалеку в низеньком домике с зелеными ставнями.

В общем, день обещал быть замечательным, и надо же, все испортили гуси!

Они вывернули из проулка, целое войско! Сверкая белыми перьями и гогоча, они двигались Андрею навстречу. В центре — поменьше, подросшие гусята, по краям — большие, мощнолапые, злые. Тянули шеи, вышагивали.

Андрейка в нерешительности остановился. Свернуть в проулок? Нет, уже не успеть. Обойти стороной не получится: гуси растянулись по всей улице. И обратно уже не повернуть: будет очень похоже на бегство. И гусями-то (как назло!) командует девчонка. Тонконогая, загорелая, кожа на носу облезла, светлые волосы висят сосульками, едва-едва прикрывая уши. Гуси приближались. Гусята заволновались, большие угрожающе зашипели, переходя почти на свист.