Анна Вербовская - Когда мой папа надевает шляпу

– Видишь уши? – шепнул мне папа.

– Ну вижу.

– Маленькие.

– Ничего себе маленькие! – возмутилась я.

– По сравнению с африканскими, – успокоил меня папа. – Африканские слоны вообще не поддаются дрессировке. А эти индийские.

Вместе с индийскими слонами на арене возникла прекрасная девушка в восточных шароварах и с длинной палочкой в руке. По мановению этой палочки слоны опускались на колени, стояли на тумбе на одной ноге, забирались на огромные шары, вертели хоботом кольца…

– Что творят! – радовался за слонов папа. – Что творят!!!

А потом девушка резко взмахнула своей палочкой и Рави вместе с Шаши дружно взмыли вверх и так и остались стоять на зад-них ногах, задрав к куполу цирка хоботы и передние ноги.

– А-а-ах-х-х! – разом выдохнул зал.

– О-о-о!!! – с уважением протянул папа.

И тут… тут случилось такое… даже неудобно как-то вспоминать…

В общем, Рави… а может быть, это был Шаши… словом, кто-то из этих дрессированных, можно даже сказать, воспитанных слонов… в общем, это животное перепутало цирк с туалетом. Продолжая стоять на задних ногах и жизнерадостно помахивая в воздухе передними, слон выпустил на арену такую мощную, такую звонкую струю…

– А-а-ах-х-х! – ещё раз вздохнул зал и замер в гробовой тишине. Только слоновья струя продолжала нескончаемо журчать – видно, много в тот день он выпил воды.

И тут отличился мой папа. Он так ждал этих слонов. Так радовался. И тут вдруг такой пассаж. В общем, папа совершенно обезумел от восторга. Он подскочил в своём кресле и завопил на весь цирк, показывая на слона пальцем:

– Писает! Писает!!! Смотрите! Писает!!!

Что было дальше, я плохо помню. Кажется, грянул гром и под ногами разверзлась земля. Вокруг свистели, хохотали и хлопали в ладоши. Слоны стыдливо опустились на все свои четыре ноги и в смущении покинули арену. Выбежал шпрехшталмейстер. Грянула музыка. Вышли для прощания все участники представления. Мне было так стыдно за папу и его ужасное поведение, что захотелось тут же умереть и больше ничего не видеть и не слышать.

…Мама была дома и ждала нас с борщом, котлетами и компотом.

– Ну как? – спросила она, вытирая руки о фартук.

– Больше я в цирк не пойду. Никогда!

– Почему? – удивилась и даже, кажется, расстроилась мама.

– Вот! – показала я на папу. – Потому!

На папином лице красовался огромный поролоновый нос, купленный им в антракте вместе с сахарной ватой.

Я сбросила туфли, швырнула на тумбочку смятую программку и пошла мыть руки. Мама выразительно посмотрела на папу. Папа поправил свой красный нос на резинке и расплылся в совершенно глупой улыбке.

– А на балет? – спросила мама за обедом. – На балет пойдём? Я билеты купила. На «Лебединое озеро».

…Сегодня папа опять поднял весь дом в полседьмого. Меня заставил съесть овсяную кашу. Маму – надеть коралловые бусы и накрасить как следует губы.

И вот мы идём в театр. На этот раз – все втроём.

– С утра я рад! – поёт на всю улицу папа. – Чего-то жду!

– Чего ты на этот раз ждёшь-то? – уточняю я.

Он что, забыл, что мы вообще-то не в цирк…

– Люблю балет! – мечтательно говорит папа. – Танец маленьких лебедей!

– А слонов? – спрашиваю я ехидно.

– О! Конечно! Слонов – особенно!

Хорошо, что слоны не танцуют в балете.

Когда мой папа надевает шляпу, он моментально из папы превращается в артиста. Папа в шляпе – вылитый Ален Делон. Или, лучше, Бельмондо. Жан Габен. Марчелло Мастроянни. Такой же красивый профиль, уверенный взгляд, развевающийся на ветру длинный болоньевый плащ.

– Не-е-е, – с сомнением качает головой мама. – Не Мастроянни.

– А кто? – допытываюсь я.

– Луи де Фюнес, не больше. В крайнем случае Никулин. Или Пьер Ришар.

Это она так деликатно намекает, что мой папа никакой не артист, а самый обыкновенный комедиант.

Лично мне папа в шляпе больше напоминает учёного – физика или, допустим, ветеринара. В общем, доктора наук с умным лицом и в очках. Правда, зрение у папы отменное и очки он никогда не носил. Зато он носит большую круглую лысину. Этой лысины он немного стесняется. Потому и прикрывает её сверху.