Аделия Амраева: Германия

— Пойдем в шалаш? — предложил Димка.

Я сначала обрадовалась, но тут же опомнилась:

— Не пойду. Сейчас Витя выскочит и снова будет преследовать.

— Не будет. — Димка перестал улыбаться. — Они с Юлей в Германию уехали. Как вы — насовсем.

Я не знала, где она — Германия. Дальше, чем моя деревня? Ближе? Далеко от Димки? Но я ничего не спросила. Почему-то захотелось прижаться к маме, крепко-крепко. Я прибежала на кухню, по щекам уже текли слезы.

— Мама, мама!

— Что такое? Тебя опять Дима обидел? — Тетя Света аж встала, рассердившись.

— Не трогал я ее! — Димка стоял в дверях и разводил руками.

— Мама… — Я прижалась к маме сильнее. — Теперь меня никто не любит?

— Глупая, почему это?

— Витя в Германию уехал!

— Он и из Германии любить может.

— Поехали к нему в гости, пожалуйста! — Попросила я и посмотрела на маму.

Она улыбнулась и погладила меня по голове.

— Вот вырастешь и поедешь.

— А сейчас нельзя?

Димка показывал мне шалаш, все то новое, что он там устроил: ковер почистил, новый «хлам» собрал — вот ложка, вот у папы ключи двух размеров стащил…

А я не слушала. Впервые.

Я ненавидела немецкий! Я его не выбирала.

— Über allen Gipfeln ist Ruh, in alien Wipfeln spürest du… [2] «Надо всеми вершинами покой, во всех верхушках деревьев ты ощутишь…» (нем.) — отрывок из стихотворения И. В. Гёте «Ночная песня странника». — выводил на доске Игорь Владимирович, проговаривая каждое слово медленно, по слогам, До того как нам ввели немецкий, училась я хорошо. А теперь стала троечницей. Только это вовсе не потому, что я чего-то не понимала или не могла усвоить. И вовсе не потому, что «обленилась», как сказала про меня классная, когда жаловалась родителям на недавнем собрании. Просто я не выбирала немецкий. Хотя и потерянное право выбора не главное. Главное — Ира…

Когда я пришла на первый в моей жизни урок, то села за первую парту, которая стояла напротив учительского стола. Я знала: учительницу я буду звать «учительницей». Разве можно по-другому? Мама уговаривала меня по дороге в школу:

— Твою первую учительницу зовут Майра Калидаевна. Так и нужно ее называть. Повтори: «Майра Калидаевна».

— А что, будут еще другие?

— Да, но это потом. Майра Калидаевна, — настаивала мама.

— Лучше просто «учительница», — упрямилась я.

— Нет, доча, так нельзя. Принято называть по имени и отчеству.

— Но ведь «учительница» лучше?

— Нет, — мама улыбнулась, — это некрасиво.

Она привела меня за руку в маленькую школу с деревянными скрипящими полами. Провела в большой и светлый класс. Пока мы шли по коридору, казалось, что мы идем по тоннелю. А когда мама распахнула дверь кабинета, я явственно увидела свет: он ударил в нас из огромных окон, проник внутрь, окружил, закружил… Мне показалось, что я перестала дышать, что я разучилась дышать, что здесь, в заполненном волшебным светом кабинете, не нужно уметь дышать.

— Вот твой класс.

Эти слова казались особенными, как заклинание, после которого вернулось сознание; свет, застлавший глаза, стал менее властным, и я смогла вздохнуть. Мой класс… Мой…

Я отпустила мамину руку и подбежала к парте, той самой, о которой с утра сообщила родителям: «Я буду сидеть напротив учительницы». Бросив на сиденье портфель, я села и провела рукой по крышке парты. В самом верху ее наклонной поверхности была длинная выемка.

— Для ручки, — услышала я позади мамин громкий шепот.

Тут же я достала ручку и положила в это углубление. В кабинет заходили другие дети с родителями — в основном с мамами. Мамы оставались у двери, а мои будущие одноклассники осваивали дальние парты. Я посмотрела на ручку — она, вся цветастая, словно радуга, лежала на бледно-голубой крышке парты. И мне нравилось, как она смотрится на этой поверхности, мне нравилось сочетание ярких красок со строгим цветом стен кабинета и парты. Я встала, огляделась, улыбнулась маме и снова уставилась на ручку. Но вдруг гармония нарушилась: рядом послышался стук, а ручка скатилась на пол. Я зло посмотрела на источник шума. На соседнее сиденье парты бросила свой рюкзак наглая темноволосая девочка.

— Привет! — сказала она. — Я Ира. Давай вместе сидеть? Я тоже возле учительницы хочу.

Мне захотелось сказать: «Нет! Я одна буду тут сидеть!» — но Ира полезла под парту и протянула мне ручку-радугу.