Додо Вадачкориа - Вишнёвое дерево при свете луны

— Шакро́! — крикнул папа со двора.

— Шакро и Котэ на санках катаются! — ответила мама.

Папа ничего не сказал. Вернулся в свою аптеку.

Я быстро оделась и села за стол.

— Ты готовишься в школу, детка? — спросила бабушка.

— Готовлюсь, — деловито ответила я.

— Дорога не расчищена, детка, можешь увязнуть в снегу.

На лестнице послышались голоса мальчишек и шум очищаемого с одежды и обуви снега. Затем в комнате появились разрумяненные Котэ и Шакро.

— Убьют нас, парень, что ты наделал? — скалил зубы Шакро.

— Не бойся, мы скажем, что на повороте упали и не смогли догнать.

— Разве они смогут одни поднять столько саней, — смеялся Шакро.

— После уроков поможем, — сказал Котэ и сел за стол.

Шакро рос с нами. Учёба ему не давалась, и мой отец определил его к ремесленнику в ученики. Его мать, Машо́, была уборщицей в аптеке. Мы очень привыкли друг к другу. Сёстры Шакро — Нина и Мано́ — учились со мной, и мы всегда вместе. Я и Котэ очень любим Шакро, и он не представляет себе жизни без нас, он то сердит меня, то радует.

— Котэ, возьми меня в школу, пожалуйста! — попросила я.

— Ой, что же делать, — забеспокоился Котэ, — до твоей школы один километр, а у меня контрольная? Опоздаю. — Он посмотрел на Шакро, подмигнул: выручай, мол.

— Что делать? — И я повернулась к Шакро.

— Дареджа́н! — произнёс он моё полное имя, хотя знал, что я не люблю, когда меня так называют. — Попала в мои руки?!

Я надулась. В это время вошёл отец, и все замолчали.

— Ну что, товарищи, снег пошёл и вы прекратили учёбу? — Он многозначительно обвёл нас всех взглядом.

— Я ухожу, папа, — быстро стал собираться Котэ, схватил тетради, надел шапку и вышел.

— Чего ты смотришь? — повернулся ко мне папа.

— И я иду, — сказала я и почувствовала, как у меня задрожал подбородок. «Дорога не расчищена!» — прочла я в глазах мамы и бабушки, но они не проронили ни одного слова.

Бабушка привстала с кресла, сняла пенсне и посмотрела на папу:

— Да, но разве можно в такой снег пускать эту маленькую девочку?

— Ничего, она должна привыкнуть. Летом не учатся, зимой снег… значит, вообще останется неучёной? — сказал тихо, но очень убедительно папа.

— Попросим Шакро, чтобы он её проводил, — улыбнулась мама.

— Я лично его об этом просить не буду, — пробормотала я.

— Не будешь? Значит, будешь сидеть дома. Ты хочешь, чтобы учительница пожаловала к тебе лично, так, что ли? — рассмеялся Шакро и сделал вид, будто собрался уходить.

Шакро был чернявый, с хитрыми глазами и, когда смеялся, показывал белоснежные зубы. Он смешил нас даже тогда, когда ему было не очень-то и весело.

— Пойдём, пойдём, госпожа домоседка! — схватил меня за руку Шакро. — Ты не Джанико, а джорико [5] Джорико́ — ослик. , — пошутил он.

В комнате я промолчала, постеснялась отца. Быстро одевшись, мы перешли улицу и пустились в дорогу. На улице и в самом деле лежал большой снег. Шакро с трудом прокладывал дорогу, дыша, как паровоз.

— Подожди, — сказал Шакро, нагнулся и посадил меня к себе на спину, — вот так, сиди смирно и смотри, чтобы мы с тобой в снегу не увязли!..

— Но! Но! — крикнула я Шакро, смеясь.

— Тише, не то в снег сброшу. Я покажу тебе «но!» — Шакро сделал вид, что рассердился.

Кое-как дошли до школы.

— Дядюшка, ты, случайно, не болен?! — крикнул Шакро сторожу.

— Это ты болен, сорванец! — рассердился сторож.

— Так отчего же ты в школе разжёг огонь?

— Это не твоего глупого ума дело! Чтоб мои глаза не видели тебя больше здесь! Такую девочку я сам могу принести в школу! — шумел Сурмава.

— Сам? Сам ты и себя-то еле носишь, где уж тебе ребёнка при…

Шакро не смог закончить и еле увернулся от веника, который летел в его сторону, и убежал.

В классе было тепло. В большой печи трещали сухие дрова, видимо, Сурмава действительно жалел детишек (так он называл всех нас) и даже дрова принёс из дома. Односельчане, точно так же, как и Шакро, на спинах несли своих детей в школу, и во всём этом было что-то, поразившее моё воображение. А «приютские» — в нашей деревне был детдом для бывших беспризорников — шли сами и, войдя в класс, бросали сумки и подбегали к печке, припадали к её теплу, как к родной матери.

Урок начался, но ребятишки не могли отойти от печки. Я и Марика сидели за одной партой. На перемене, как всегда, мы обе достали из сумок завтрак и поделили с одноклассниками. Печка нагрелась, и в классе стало уже совсем тепло. Дети развеселились, учительница разрешила петь.