Анатолий Крым - Лёвушка

Когда мальчик научился разговаривать, а заодно и соображать, он спросил бабушку Дашу:

– А почему ты не дружишь с бабой Розой?

Женщина метнулась к окну, задёрнула занавеску и сердито зашипела:

– Тссс! Вырастешь – узнаешь! Баба Роза плохая! Не ходи до неё!

– Почему? – испуганно прошептал внук. – Она бабайка?

– Хуже! – сдавленным шёпотом вскрикнула баба Даша. – Хуже бабайки! Она Бога продала!

– Бога? – удивился мальчик, зная, что бабушка Роза ничем не торговала. – Какого?

– Нашего.

– Какого нашего?

– Иисуса Христа! – И женщина истово перекрестилась. Мальчик наморщил лобик и почти удивлённо произнёс:

– А она каждый день мне варенье даёт! Сколько я хочу. Пока не лопну.

Бабушка Даша подумала, затем произнесла приговор:

– Они увсе такие. В душу лезють со своим вареньем, а опосля он што выходит!

Послевоенный быт был лёгок и неспешен. И каша, булькавшая на кипящих примусах и пыхтящих керогазах, растила детей не по дням, а по часам, и тихие воскресные вечера, когда многочисленная родня выносила во двор стулья и табуретки, чтобы под шелест семенной шелухи вдоволь наговориться, сыграть партию в домино или переброситься картишками, а иногда и раздавить «московскую» под плавленый сырок, были предвестниками той счастливой жизни, которая ожидала каждого где-то там, впереди.

Незаметно Лёвушке исполнилось пять лет, и он захотел иметь карманные деньги, как у его двоюродного брата Вити. Конечно, Вите было уже восемь, но это ни о чём не говорило – мама постоянно била сына веником и кричала, что в её доме растёт форменный бандит. А всё из-за маленького ножичка и рогатки, которые Витька носил за пазухой, и, конечно, из-за его скверного характера. Витька любил драться и употреблять слова, которые даже взрослые произносили либо шёпотом, либо в состоянии сильного подпития. А вот Лёвушка завидовал брату, даже трепетал перед ним. Не раз, припав лицом к дырке забора, он с восторгом наблюдал, как Витька летит через улицу к гастроному, аккурат к появлению человека в белом халате и с ящиком на тележке с большими колёсами. Человек этот продавал мороженое, оно, как известно, вкуснее всяких вареньев, потому что, во-первых, было холодным, а во-вторых – продавалось за деньги. Иногда Витька по-братски давал Лёвушке лизнуть разок-другой обжигающий морозом квадратик, но с каждым днём мальчику хотелось большего. Он мечтал съесть весь квадратик целиком, не спеша, смакуя и облизывая пальцы. Но однажды, попросив у одной и у другой бабушки денег на мороженое, внук получил отказ, словно они сговорились. Даже слово произнесли одно и то же – гланды. Странно, что, давно не разговаривая друг с дружкой, они знают одно и то же врачебное слово.

В одно из воскресений Лёва с самого утра поджидал во дворе Витьку. Именно в воскресенье Витька совершал свой стремительный рейд к мороженщику, но сегодня Лёвушке вряд ли пофартит лизнуть вожделенную прохладу, потому что Витька ещё накануне предупредил, что дармовщина закончилась, а если братец хочет четвертинку сливочного в стаканчике, так пусть попросит денег у любимых бабушек или, на худой конец, стибрит у родителя двадцать копеек, пока тот спит. Первый вариант был сомнителен из-за невидимых гланд, которые ему совсем не мешали жить, но приводили в неописуемый ужас бабушек, о втором – мальчик и думать не смел, памятуя, как однажды без спросу взял родительские часы и нацепил их на руку, желая похвастаться троюродным сестричкам, и что отец в отместку сотворил с его попкой. Оставалось уповать на то, что Витьку вчера родной отец не лупил и настроение у брата будет миролюбивое, однако, когда Витька нарочито громко топал башмаками, спускаясь по лестнице, и при этом морщился, почёсывая зад, Лёвушка понял, что плохи его дела, и сердце мальчика от горя наполнилось слезами.

Боясь расплакаться, он слонялся по двору, буравя взглядом бабушкины окна, и когда в одном из них заметил силуэт бабы Даши, то решил сделать последнюю попытку. Для этого надо придумать, зачем ему понадобились двадцать копеек, а так как врать он не умел, то, переступив порог комнаты, опустил голову и напряжённо молчал.

Баба Даша была одета во всё выходное: на плечах красовался платок с большими красными розами, от бабушки даже пахло одеколоном. Улыбаясь, она восторженно встретила внука:

– Сонечко моё! Ты уже встал? А чай пил?