Владимир Сапожников - Мы идём к Луне

Что делать? Идти, куда ведет след? Но ведь никто тебя не звал!.. И никто не любит, когда выслеживают. Подумают: подсматриваешь. Но он же не подсматривает! У него — дело. Великое дело, а не какой-нибудь пустяк.

Охотник медленно двинулся к Лунной горе, но не по следу, а рядом. Наступать на следы нельзя! Прошли тут совсем недавно, снег в ямках следов еще не осыпался, и под куртками охотника стучало…

Поляна кончилась, следы поднимались в гору, и, затаиваясь при каждом шорохе, охотник стал подниматься в гору. Тихо было среди сосен. Тихо и темно. Кружились редкие снежинки.

След вдруг свернул в сторону. На ровной площадочке натоптано, насорено, потом он круто повернул обратно, под гору. Охотник остановился в нерешительности, не понимая новой загадки. Следы направлялись к речке и пропадали в непролазных тальниках.

Куда же теперь? Совсем потемнело в лесу, тихо шумели над головой сосны. И вдруг он подумал: с Доктором можно поговорить и здесь. Он же везде тебя услышит. Надо только снять шапку и сказать: «Здравствуйте, Доктор Длинная Седая Борода! Это я, Алеша!»

Так он и сделал: снял шапку, повернулся лицом к вершине Лунной горы и сказал:

— Здравствуйте, Доктор Длинная Седая Борода, это я, Алеша, из пятой квартиры… — Он назвал квартиру потому, что Алеша есть и в третьей, и в седьмой, и еще один Алеша в доме напротив. С минуту молчал, так много ему хотелось сказать Доктору, так много спросить. — Знаете что, лунь нехороший. Я сам видел, он всех обижает, потому что большой и у него когти. Он хватала и цапала, всех цапает когтями и тащит. Можно ему покупать колбасу, если он такой голодный? И можно, чтобы у меня был конь? Не деревянный, а настоящий. Я буду его любить и поеду очень-очень далеко. До самого океана. А еще сделайте, пожалуйста, чтобы у Тани Огородниковой было правильное сердце. Она все умеет рисовать, а ей нельзя волноваться, потому что клапан родился неправильный. Другие доктора говорят: мы не умеем, и лекарства нет в аптеке. А вы все умеете. Пожалуйста, Доктор, Таня очень хорошая и мой друг. И еще я хочу посмотреть, как вы строите горы. Возьмите меня на какую-нибудь планету, где надо строить горы, я вам буду помогать. Что скажете, то и буду делать. Я умею чистить картошку и хожу в магазин за хлебом. Папа меня отпустит, а у мамы я отпрошусь, только вы меня возьмите на другую планету. Пожалуйста, Доктор, хоть на какую…

Костер догорал, экспедиция собиралась в обратный путь, когда в чаще послышался треск ломаемых сучьев, и вдруг раздался рев. Тот самый, что охотник слышал полчаса назад на берегу Росянки. Зверь продирался сквозь чащу, может быть, направляясь к лагерю.

— Это… кто? — спросил охотник. — Ревет?

— Корова, — ответил отец. — Заблудилась, наверное.

Нет, это не корова. Это неизвестный зверь ходит и ревет.

В свете костра кружились снежинки, была уже глубокая ночь. Значит, луна сегодня не взойдет, пора в обратный путь. Загасили костер, надели рюкзаки, проверили оружие.

— Там, на горе, ты с кем разговаривал? — спросил отец.

— Я? Я… ни с кем не разговаривал. А ты слышал?

— Я там случайно оказался, у Лунной горы. Слышу: твой голос. Подумал, ты кого-то встретил в лесу, с кем-то разговариваешь.

Говорить неправду охотник не хотел, а рассказать, о чем он говорил с Доктором, было невозможно.

— Я не могу тебе рассказать… с кем разговаривал на Лунной горе, — признался он. — Пока не могу. Это тайна.

— Извини, пожалуйста. Нельзя — значит, нельзя.

Тронулись в обратный путь. Шли в том же порядке: начальник экспедиции с компасом впереди, носильщик с рюкзаком — сзади.

Охотник шел быстро, он не шел, а мчался. И видел себя уже не маленьким мальчиком, а большим и сильным. И Таню он видел: она катается на лыжах и смеется, потому что у Тани сделалось правильное сердце. И она сколько хочешь может теперь волноваться и танцевать.

…Когда они вышли на болото Кабанья Голова, начальник экспедиции удивленно остановился. Ночь отступила, все вокруг было залито тихим светом. Отчетливо синела ниточка их дневной лыжни, вдали чернел рябиновый куст.

— А луна-то взошла, — сказал отец.

Действительно, в небе плыла в разрывах туч луна. Она была вся в пятнах и не круглая, а С одного края обкусанная, как леденец. И маленькая, с блюдо.

— Это не та луна, — сказал охотник. — Это другая.

Конечно, другая.