Денис Макурин - Полведра сгущёнки

В избушке у нас ещё оставалось угощение к чаю – баранки, батон и банка сгущённого молока. И пока дедушка кружки раскладывал, я сбегал за гостинцами. Потом мы стали пить горячий чай вприкуску с баранками, а хлеб и сгущёнку приберегли на обед. Подкрепившись как следует, мы отправились на своё проверенное местечко удить вчерашних рыбёшек. Клёв у нас снова был что надо! Только успевай забрасывать! Когда мы выдёргивали своих полосатых окуней-горбачей из воды, то они сначала хлюпали по воде, а потом елозили в воздухе. И они так сильно трепыхались, что у нас трещали удочки, хрустели поплавки и звенели лески.

Я выуживал свою добычу на берег, потом бросал удочку в траву и бегом снимал колючий горбыль с крючка. После этого я брал пойманного окуня двумя руками и отправлял его в ведро. А он начинал радостно изводиться и шлёпаться, и колошматить своим хвостом куда попало.

Так очень скоро мы снова наловили полведра, и деда сказал:

– Ну, хватит! Пора и честь знать.

И я тут же смекнул, что пора сматывать удочки, потому что мы наловили больше, чем требуется для утоления голода. И полведра – это ещё надо постараться, чтобы съесть. Правда, когда я сматывал удочку, то мой живот заурчал оттого, что изрядно проголодался. Я подумал, что может быть полведра не так уж и много. Тем более, если это будет не рыба, а скажем – сгущёнка! А от полведра сгущёнки ещё никто не отказывался. И тут я вспомнил про угощение, оставленное на столе. И от таких мыслей я засобирался ещё быстрее. А через секунду я уже скакал к лагерю.

Всё время, пока мы с дедом скакали к избушке, я мечтал о своём заветном лакомстве. Я думал: «Вот сейчас приду, налью чайку, а деда откроет сгущёнку. И я макну в это тягучее молоко белый хлебушек, и начну уплетать его за обе щёки. И это будет самое вкусное лакомство в мире, потому что ничего вкуснее я в жизни не пробовал. Потом я зачерпну сгущёнку ложечкой и съем её прямо так. А потом ещё одну. И ещё. И с ложкой во рту я промычу: «М-м-м, какое блаженство!» На языке у меня сделается сладко-сладко. И так сладко, что зажжётся. Горло у меня сделается вдруг шерстяным и захочется пить. А когда я хлебну чайку, то снова съем ложечку сгущёнки». Так я прыгал-скакал. И всю дорогу так вкусно мечтал, что не успел глазом моргнуть, как очутился возле избушки. Я даже не сразу заметил, что в нашем лагере гость появился. А когда разглядел и увидел, что он натворил, у меня сердце ёкнуло.

В гостях у нас был ворон. Большая чёрная птица. Морда у него была наглая и хитрая. И он не просто гостил, он ещё надо мной издевался. Ворон вертелся и юлил, а потом начинал скакать туда-сюда: то на стол запрыгнет, то на землю спикирует. А на столе в это время наша банка сгущёнки каталась. И это надо же до чего воришка додумался! Магия какая-то! Он своим острым клювом банку сгущёнки в решето превратил! Проклевал и не поморщился.

Я замер, гляжу, а он ни чуточку и не стесняется, и нашу сгущёнку доедает. Запрыгнет на стол, затем лапой банку возьмёт и повернёт поудобнее, а молоко от этого вытекать начинает. И ворон тут же на землю пикирует, и уже с земли лакомится. Так всю и склевал. И хлеб тоже. Нам только холодный чай остался. Подумать только! Я таких прожорливых птиц ещё никогда не видал!

Потом деда подошёл. Ахнул оттого, что делается и закричал:

– Кыш! Кыш, отсюда!

А что толку? Кричи не кричи, сгущёнка-то уже – тю-тю! И я, конечно, расстроился, и у дедушки спросил:

– Что же это? Как же мы теперь без сгущёнки и хлеба жить-то будем?

А он знай, хохочет:

– Ничего, Мишка! Проживём как-нибудь! Уху сварим. Зато теперь-то мы всех досыта накормили.

Потом он сел на скамейку, но так сильно хохотал, что чуть с неё не свалился. Тоже мне, нашёл над чем смеяться! У людей горе, а он?!

Потом мы прибрались на столе. Затем деда вычистил прожорливых горбачей. А я почистил две луковицы. И мы сварили луковую похлёбку с окунями. А перекусив, мы начали собираться домой. Когда наши вещички были уложены, деда вздохнул и сказал:

– Ну что ж, присядем на дорожку!

– Ага-сь!

И мы снова уселись на скамейке, а посидев минутку, оставили лесные края и отправились восвояси.

По дороге домой мы вспоминали наше приключение, и какой у нас был клёв, и похлёбку, и как мы остались без средств к существованию. А выходя из тайги, деда повернулся ко мне:

– В следующий раз прихватим с собой саженцы.

– А зачем?

– Посадим саженцы – вырастет лес.

И я прямо подпрыгнул от радости и завопил во всё горло:

– Здо́рово! Вот это дело!