Елена Нестерина - Красные дьяволята-remake

Но ни о чём подобном добрая милая мамушка не догадывалась, когда с толпой таких же, как она, отправлялась в путь. Слушала, что говорят люди, пугалась – и только крепче прижимала к себе своих ребят. Одни они у неё остались на свете. Только бы добраться, только бы доехать. А там, в тёплом хлебном краю, может, повезёт – и жизнь наладится.

Шальные у неё ребята, непослушные. Но сейчас не дерутся – и то слава Богу. А ведь обычно как сцепятся – и не растащишь.

Дуняша лежит на верхней полке и читает книжку. Подобрала у разграбленного дома – и читает теперь, не оторвать. Самая смышлёная Дуняша была, говорят, в церковно-приходской школе. Да что толку-то?

Ночь, темно в вагоне, болтается только тусклая керосиновая лампа под потолком, да Дуняша держит у лица свечной огарок, не в силах оторвать глаз от строчек.

– Косы спалишь – будешь знать!

Это Мишка. Ох, как он изнывает от безделья – то почешется, то потянется, то дёрнет сестру за пятку (за что получает этой же пяткой по маковке), то пытается смотреть в тёмное окно, за которым всё равно ничего не видно. Замучил он дремлющих под стук колёс пассажиров – ведь в вагоне и так тесно. Но пока Мишка ничего особенного не делает, его никто и не трогает. Однако, скучно хлопцу – да и как с его буйным характером усидеть на месте?..

Не выдержал он, вскочил – да и отвесил сестре фофана. Чтобы жизнь не казалась ей мёдом.

Тум-м! – тут же получил книжкой по тыкве.

– Мишка, да отстань же!

– Ну чего ты там валяешься, скучно же… – жалобно проныл Мишка, поднимая к сестре несчастные глаза.

– Книжка такая интересная. – вздохнула Дуняша. И чуть не заплакала.

Мишка – добрая душа, тут же запрыгнул на полку, куда сестра его до этого не пускала. Утешать, понятное дело, запрыгнул.

– А чего плачешь?

– История, Мишка, уж больно хорошая.

Книжки были беспокойному Мишке до далёкой звезды. Как из школы выставили его, так он в последний день занятий все книжки, что разложены были у учителя арифметики на высокой кафедре, и обплевал. В знак протеста. А уж работать когда пошёл – совсем о них забыл. Но дорога длинная, делать нечего, спать не хочется. Дуняша всегда интересно рассказывает. Пусть уж жарит про книжку.

– Про чего книжка-то? – спросил Мишка, пихая сестру кулаком в бок.

– На. – Дуняша сунула ему закрытую книгу прямо под нос. – Сам прочитай. Или разучился?

– Не разучился. – гордо пробубнил Мишка и прочитал. – Э Лэ Войнич… Про войну, что ли?

– Войнич – это фамилия такая у автора, – охотно объяснила Дуняша. – Но и про войну тоже. То есть про одного героя. Он придумал себе имя – Овод. Да, так он себя называл. Как вредное кусачее насекомое. Ух, от него врагам доставалось! Мощно он воевал, никому не давал спуску. Но однажды враги его всё-таки схватили. И вывели расстреливать. Но солдаты, которым нужно было в него целиться, не могли… не хотели в Овода стрелять, потому что очень его уважали…

Вроде, интересно говорила сестрица, а непонятно. Мишка даже разозлился.

– Ну-ка говори по-людски! – нахмурился он. – А то сейчас как тресну!

Аж мамушка, которая на лавке притулилась, глаза открыла, забеспокоилась – знать, опять её дети по привычке сцепились.

– Деточки, не ссорьтесь! – взмолилась она. Послушала – вроде тихо. И опять задремала.

Дуняша гордо посмотрела на брата и бросила ему в лицо:

– Давай, давай, бей… А Овод был такой смелый, такой бесстрашный. Ничего не боялся. Да. Я тоже так хочу… Овод много страдал – от таких дураков, как ты. Вот и стал сильным и этим… несгибаемым. Овод – герой.

Мишку аж мороз по коже продрал. И как-то интересно ему так стало.

– Ого! – он попытался вырвать у сестры книжку. – Дай, я сам…

Но Дуняша хлопнула его по рукам.

– Не трогай! Я сама прочитаю, слушай. Вот, его враги расстреливают. «…Овод слегка пошатнулся, но не упал. Одна пуля… поцарапала ему щёку, кровь хлынула на белый воротник. Другая попала в ногу выше колена. Когда дым рассеялся, солдаты увидели, что он стоит, улыбаясь, и стирает изуродованной рукой кровь со щеки. – Плохо стреляете, друзья! – сказал Овод. – Попробуйте ещё раз!.. По шеренге пробежал ропот. Каждый карабинер целился в сторону, в тайной надежде, что смертельная пуля будет пущена рукой соседа, а не его собственной. А Овод по-прежнему стоял и улыбался им… Опустив карабины, солдаты в отчаянии смотрели на человека, уцелевшего под пулями… – Пли! – крикнул полковник… Нельзя было допустить, чтобы Овод сам командовал своим расстрелом.»