Юлия Яковлева - Краденый город

Ноги вопили Тане: беги! Дернулись. Но тут свист прекратился. Квадрат обстрела опять сместился. Видно, тот в кепке был прав: обстреливали аккуратно, старались ничего не упустить.

Во рту у Тани было суше, чем в пустыне Сахаре, даже язык, казалось, из песка.

Женщина в беретике выбралась из подворотни, затрусила к очереди, нашла свое место. Но никто не подвинулся.

– Вы тут не стояли.

– Я стояла!

– Не стояли.

Она попробовала пустить в ход руки. Очередь качнулась. Тане опять отдавили ноги.

– Товарищи!

– Нечего было бегать туда-сюда.

Пожарная машина уже примчалась; раскатывали серый шланг и глядели на оранжевое пламя, дыбом стоявшее на верхних этажах раненого дома. Валил черный дым.

Женщина в беретике кинулась на абордаж. Ее быстро вытолкнули. Беретик свалился на тротуар.

– Так все будут бегать куда хотят!

Несчастная отряхивала берет, губы у нее тряслись, на волосах была пыль, отчего они казались седоватыми.

– А потом ведь скажут, что ленинградцы мужественно стояли под обстрелами, – еле слышно пробормотал мужчина в кепке. Увидел Танины глаза. Осекся.

– Ленинград не сдается! – громко и бодро сказал он.

Таня сделала вид, что не расслышала. И спохватилась, что книги у нее в руках больше нет. Наверно, выронила при обстреле.

– Обломает зубы фашист-то, – более естественным голосом добавил кто-то. – Вон сколько крупных городов обложил. Ленинград, Киев, Севастополь.

– Киев стоит, и мы выстоим.

– Подавится немец. Не возьмет, – согласились в очереди.

Книга была чужая. Таня принялась вертеть головой. Наклонилась. Ноги стояли темным лесом.

Две тяжелые теплые ладони легли ей на плечи.

– Ничего-ничего, – кивнула ноздрями соседка. – Главное, сама цела.

В ее голосе звучало сочувствие. Лицо было обычным, свирепым, «ну я вам покажу!», а ладони ласково подтолкнули Таню в спину.

Таня переступила порог. Внутри булочной очередь была тесной и душной, но двигалась куда быстрее – оттого, вероятно, что уже видны были и длинный прилавок, и весы с прыгающей стрелкой, и продавщица в нарукавниках, и железная спица, на которую она накалывала карточки, другой рукой принимая карточку у следующего. Тускло блестело лезвие ножа, делившего кирпичики хлеба. Все смотрели на весы. Таня подала деньги и карточки. Стрелка закачалась, остановилась.

– Стойте. Вы, наверно, ошиблись, – показала на стрелку Таня.

И хотя сказала она это спокойным голосом, руки продавщицы замерли, а щеки налились, как спелая свекла.

– Ошиблась?! Ты в чем это меня обвиняешь? Ты что это клевещешь на меня?! – заорала она.

– Здесь только восемьсот грамм.

– Что такое?.. Что украли?.. Кто украл?.. – тотчас заволновались люди.

– Девочка, норму хлеба изменили, – громко сказала позади соседка, как будто вообще не была с Таней знакома. – Ты что, не знала? Мама тебе не сказала? С сегодняшнего дня изменили. Бери хлеб и уходи.

– Сама не знает, а на людей клевещет! – орала продавщица.

– Уходи, ну! – подтолкнула Таню соседка, делая незнакомое лицо.

– Все стоят!.. Болтает тут! Антисоветскую панику распускает!.. Можно подумать, у нас времени вагон!.. Дурью мается, а мы жди!.. – зашумело, заплескалось о стены.

Таня схватила кусок хлеба и выскочила, не успев сказать соседке спасибо. Переложила хлеб в сумку. Не верилось, что это им на весь день. Сумка казалась пустой.

Ее провожали завистливыми взглядами, будто надеялись прожечь дыру.

Таня перебежала, обходя щебенку и куски стекла, на другую сторону. Свернула. Остановилась. Ноги были ватными, плечи были ватными. А голову будто заложили мешками с песком, как витрину. Она невероятно устала. Хотелось сесть. А лучше лечь. Странно, вроде и не делала ничего особенного…

Посмотрела вверх. От низких набрякших туч город сделался каким-то плоским. Но дождя не было. Дышалось не широко, как обычно, а тяжело.

Таня отщипнула кусочек. Положила в рот. Она не ела – она рассасывала хлеб как конфету.

Дышать стало легче. «Там все равно и моя порция тоже», – отмела все сомнения Таня. И быстро отщипнула еще и еще.

Стало совсем хорошо. В голове уже не было тяжелого песка.

Таня вынула из кармана голубую ленточку, еще раз прочла вышитый адрес.

Этот район она не проверяла. Может, здесь кто-нибудь знает? Поодаль стоял газетный киоск.

– Не знаю такой улицы, – буркнули в ответ из-за прилавка.

– Миллионная улица, – громче повторила Таня.

Газеты, висевшие на шнуре, лежавшие на прилавке, набухли от сырости. А может, от слез: в них были новости с фронта. Танины глаза невольно остановились на мелкой ряби буковок.