Валентина Осеева: Синие листья. Сказки и рассказы

Витя выделывал разные фокусы – то ехал на одной ноге, то кружился волчком.

– Молодец! – крикнул ему один из мальчиков.

Витя стрелой пронёсся по кругу, лихо завернул и наскочил на девочку. Девочка упала. Витя испугался.

– Я нечаянно… – сказал он, отряхивая с её шубки снег. – Ушиблась?

Девочка улыбнулась:

– Коленку…

Сзади раздался смех.

«Надо мной смеются!» – подумал Витя и с досадой отвернулся от девочки.

– Эка невидаль – коленка! Вот плакса! – крикнул он, проезжая мимо школьников.

– Иди к нам! – позвали они.

Витя подошёл к ним. Взявшись за руки, все трое весело заскользили по льду. А девочка сидела на скамейке, тёрла ушибленную коленку и плакала.

Один раз мама сказала папе:

– Не повышай голос!

И папа сразу заговорил шёпотом.

С тех пор Таня никогда не повышает голос; хочется ей иногда покричать, покапризничать, но она изо всех сил сдерживается. Ещё бы! Уж если этого нельзя папе, то как же можно Тане?

Нет уж! Чего нельзя, того нельзя!

Мама высыпала на тарелку печенье. Бабушка весело зазвенела чашками. Вова и Миша уселись за стол.

– Дели по одному, – строго сказал Миша.

Мальчики выгребли всё печенье на стол и разложили его на две кучки.

– Ровно? – спросил Вова.

Миша смерил глазами кучки.

– Ровно. Бабушка, налей нам чаю!

Бабушка подала чай. За столом было тихо. Кучки печенья быстро уменьшались.

– Рассыпчатые! Сладкие! – говорил Миша.

– Угу! – отзывался с набитым ртом Вова.

Мама и бабушка молчали. Когда всё печенье было съедено, Вова глубоко вздохнул, похлопал себя по животу и вылез из-за стола.

Миша доел последний кусочек и посмотрел на маму – она мешала ложечкой неначатый чай. Он посмотрел на бабушку – она жевала корочку хлеба…

У маленькой девочки заболела мама. Пришёл доктор и видит – одной рукой мама за голову держится, а другой игрушки прибирает. А девочка сидит на своём стульчике и командует:

– Принеси мне кубики!

Подняла мама с пола кубики, сложила их в коробку, подала дочке.

– А куклу? Где моя кукла? – кричит опять девочка.

Посмотрел на это доктор и сказал:

– Пока дочка не научится сама прибирать свои игрушки, мама не выздоровеет!

Я обидел товарища. Я толкнул прохожего. Я ударил собаку. Я нагрубил сестре. Все ушли от меня. Я остался один и горько заплакал.

– Кто наказал его? – спросила соседка.

– Он сам наказал себя, – ответила мама.

Мы были одни в столовой – я и Бум. Я болтал под столом ногами, а Бум легонько покусывал меня за голые пятки. Мне было щекотно и весело. Над столом висела большая папина карточка, – мы с мамой только недавно отдавали её увеличивать. На этой карточке у папы было такое весёлое, доброе лицо. Но когда, балуясь с Бумом, я стал раскачиваться на стуле, держась за край стола, мне показалось, что папа качает головой.

– Смотри, Бум, – шёпотом сказал я и, сильно качнувшись на стуле, схватился за край скатерти.

Послышался звон… Сердце у меня замерло. Я тихонько сполз со стула и опустил глаза. На полу валялись розовые черепки, золотой ободок блестел на солнце.

Бум вылез из-под стола, осторожно обнюхал черепки и сел, склонив набок голову и подняв вверх одно ухо.

Из кухни послышались быстрые шаги.

– Что это? Кто это? – Мама опустилась на колени и закрыла лицо руками. – Папина чашка… папина чашка… – горько повторяла она. Потом подняла глаза и с упрёком спросила: – Это ты?

Бледно-розовые черепки блестели на её ладонях. Колени у меня дрожали, язык заплетался.

– Это… это… Бум!

– Бум? – Мама поднялась с колен и медленно переспросила: – Это Бум?