Юрий Томин - Нынче все наоборот (Журнальный вариант)

Прежде чем зайти в парадную, он посмотрел на окна своей квартиры.

Там горел свет.

— Вот он! — зарычал папа, открывая дверь. — Из-за него мы не смогли уехать. Ты где пропадал?

Папины слова были по крайней мере несправедливы. Не для того Славик носился по городу как угорелый и выслушивал всякие глупости, чтобы его еще за это ругали. Славик старался честно. Он не виноват, что ему все время мешали.

— Они все с ума, наверное, сошли, а я виноват? Всегда я виноват, да? Не знаешь ничего, а кричишь, — сказал Славик.

— Кто с ума сошел?

— Вахтер, которому ты записку оставил.

— По-моему, он вполне нормальный, я давно его знаю.

— Ничего ты не знаешь, — сказал Славик. — Он мне даже не сказал сразу, что вы уехали. И записку отдал, может, через полчаса.

— Чепуха какая-то! — папа пожал плечами. — Почему же он сразу не сказал?

— Он говорит: не хотел — и все.

— А-а-а… — протянул папа. — Тогда понятно. Раз не хотел, тогда ничего не поделаешь. Он у нас такой: хочет — сделает, не хочет — нет. По-моему, это нормально, как ты считаешь? — папа повернулся к маме.

— Совершенно справедливо, — подтвердила мама. — Как раз тебе, Вячеслав, это должно быть понятно.

— Но ты все же прочитал записку? — спросил папа.

— Прочитал.

— Почему же ты не приехал к дядя Мише?

— Я приехал, а вы уже уехали.

— Мы уехали потому, что не могли тебя дождаться. А нам еще надо было повидать Майю Владимировну. Почему ты сразу же не поехал за нами?

— Он меня все время спрашивал: чей папа? чья мама? А сам не говорил, куда вы уехали.

— Да, дядя Миша тоже любит поступать по-своему. Это вполне могло случиться.

То, о чем Славик начал догадываться после разговора с дядей Мишей, стало теперь для него совершенно ясно: никуда родители уезжать не собирались. Все это было придумано для воспитания. Все отвечали Славику так, как отвечал он папе и маме.

— Ты думаешь, я не понимаю? — сказал Славик. — Я понимаю — вы все нарочно придумали. Вы просто договорились. Я знаю, раньше Майя Владимировна мне бы никогда так отвечать не стала.

— Когда «раньше», Слава? — спросила мама.

— Ну, раньше…

— Раньше чего?

— Ты сама знаешь.

— Гм, — сказал папа. — У нашего сына есть, по крайней мере, одно положительное качество: он не дурак. Это обнадеживает.

— И где билеты, ты специально не говорил! — торжествуя, сказал Славик.

— Гм, — опять сказал папа, — тебе, кажется, понравилась эта игра? Не беспокойся, теперь мы каждый день будем играть в такие игры. Посмотрим, кому раньше надоест. Если уж хочешь знать до конца, то знай, что билеты эти никуда не годятся. Они старые. Но это еще цветочки. Ягодки будут дальше. Мы с мамой еще не такие штуки начнем выкидывать.

— А я теперь билеты не повезу, — сказал Славик.

— При чем тут билеты! — воскликнул папа. — Можно придумать что-нибудь поинтереснее.

— По-моему, с него на сегодня достаточно, — сказала мама. — Иди спать, Вячеслав.

Славик собирался было по привычке сказать «не пойду», но спать ему так хотелось, что сопротивляться было глупо. Он добрел до кровати, разделся, залез под одеяло, и сразу комната затуманилась и начала плавно кружиться перед его глазами.

Последнее, что еще успел расслышать Славик, были слова, донесшиеся из коридора.

— Кажется, мы чего-то не додумали, — сказал папа.

— Можешь меня не примешивать, — ответила мама. — Это все твои выдумки.

— Ничего, я еще кое-что придумал, — сказал папа. — Пойдем на кухню.

Славик сонно подумал, что надо бы встать и подслушать, о чем они будут разговаривать на кухне, но он был не в силах не только встать, но даже пошевелиться. В следующую секунду перед его глазами почему-то возник трамвай, который бесшумно катился по рельсам прямо на него. Славик пытался бежать, но ноги его скользили по земле, не находя опоры, а водитель, похожий на дядю Мишу, кричал: «Не хочу!» — и направлял трамвай прямо на Славика.

После разговора с Серегой Кабановым Галка на следующий урок не пошла. Еще до звонка она собрала свои вещи и ушла из школы. Она обиделась. Но виноват был вовсе не Серега. Он двоечник и нахал — с него спросу нет. Галка обиделась на всех остальных ребят. Как раз те, кто восхищался ее, Юркиной и Славкиной храбростью, кто охотно хихикал и тем самым подзадоривал их на дальнейшие подвиги, исключили ее из похода. Ведь не в походе даже и дело. Получалось так, будто она хуже всех и даже Серега — двоечник и нахал — имеет право над ней смеяться.