Михаил Самарский - Формула добра. Приключения необычной собаки

Вот представьте такую ситуацию. Прихожу с прогулки, перекусил, водички полакал и на боковую. Мне всегда нужно спать чуть больше, чем обычным собакам, – я, даже когда сплю, остаюсь на работе. И вот тут начиналось. Нашей Кисуле делать-то нечего. Скучно ей, хочется поиграть. Ну, возьми свою мышку пластмассовую или мячик и играй себе на здоровье. Так нет же. Только я усну, она тут как тут. То за хвост меня лапой потрогает, то ухо моё ей покоя не даёт. То мимо меня проходит так, чтобы своим хвостом непременно нос зацепить. Вот это мне больше всего не нравилось. Обычно после такой пакости я громко чихал. Несколько раз даже Аннушку своим чихом напугал. Она смеётся и говорит мне:

– Будь здоров, Трисончик!

– Ав, – отвечаю.

А Анна Игоревна-то не видит, что её Кисуля вытворяет, и, наверное, думает, что это я её благодарю. Улыбается и говорит:

– Пожалуйста, мой дорогой.

Приятно, конечно, когда с тобой так вежливо разговаривают, а с другой стороны, что я мог поделать? Снова лапами глаза прикрою и засыпаю. А Кисуле опять неймётся. Иногда она такое вытворяла, хоть волком вой. Возьмёт, прямо на меня залезет и лежит мурлыкает. Тоже мне, наездница. Но я в такие моменты уже и не сгонял её. Думаю, лежи, сволочь, только нос не щекочи. Бывало, так и спали вместе. А что делать? Не кусать же её в самом деле. Вроде как своя. Но и это по большому счёту мелочи. Я чуть позже расскажу вам о специальных кошках. Те зеленоглазки – не чета нашей Кисуле. Там всё гораздо сложнее.

Несмотря на все это, у Кривошеевых было замечательно: прекрасный корм, приятные, как называл их Иван Савельевич, мыльно-рыльные принадлежности. Представляете, у меня в кабинете даже был собственный диван. Да-да! С подушечкой и одеяльцем. В кабинете мне было очень хорошо – Кисуля оставалась за дверью. Её сюда не пускали. Она подмочила свою репутацию. Залезла однажды на письменный стол и разбросала по всей комнате бумаги. Да ладно бы просто бумаги разбросала, так она ещё и все салфетки изодрала в клочья, превратив кабинет в какой-то осенний сад – повсюду валялись жёлто-оранжевые лепестки. Не кошка, а вредитель какой-то.

Так вот, моя подопечная трудилась за столом, а я лежал себе на диване, балдел и слушал её новые романы. Аннушка могла работать и за специальным компьютером для незрячих, но в основном начитывала главы на диктофон, а Константин Александрович или Маша потом всё это набирали. Затем Константин Александрович редактировал и частенько критиковал Анну Игоревну. Иногда так заспорят, так заспорят, что я думал: ну всё – на веки вечные поругались.

Нет, слышу утром, Анна Игоревна говорит:

– Костюшенька, я подумала. Эпизод с морем действительно нужно переделать. Банально звучит. Ты прав…

– Да я не настаиваю, Аннушка, – отвечает Константин Александрович, – смотри сама, тебе виднее.

Хм! Вы слышали? Он не настаивает. С ума сойти. Вчера ещё говорил супруге, что ничего более бездарного в своей жизни не читал. А теперь не настаивает. Сдохнуть можно от этих людей! Хотя, откровенно говоря, я уже перестал удивляться подобным метаморфозам. Вы знаете, у творческих людей (а муж Аннушки не только редактор, но ещё и поэт) семь пятниц на неделе. Иногда сидят весь вечер, читают друг другу стихи, рассказы и даже сказки. Восторгаются, смеются, иногда плачут. А на следующий день всё летит к…

…эх, аж скулы свело. Не понимаю я этих выражений. Как вы думаете, куда всё летело? Всё верно: конечно, к чертям собачьим. Вот объясните мне, что это означает? Ну при чём тут собаки и черти? Это ж надо было такое придумать! А ещё есть выражение похлеще – оно меня едва ли не с лап сшибает. «Чушь собачья». Слышали такое? Хоть убейте меня, не могу сообразить, что это за чушь такая.

Вот вы всё время говорите, что собака – друг человека. Любите своих тузиков, барсиков, рексиков, капочек, пипочек. А что ни слово, то оскорбление собак. Не замечали? У вас даже если жизнь не складывается, говорите: «Эх, жизнь собачья настала».

Ну, например, как я жил у Анны Игоревны, так мне и некоторые люди могут позавидовать. Нормальная собачья жизнь. А вот как я теперь живу, извините, и собачьей жизнью не назовёшь.

Из писательского дома я попал… даже слова не могу подобрать. Бог его знает куда. Ну, конечно, не сразу к новой подопечной, а, как обычно, через школу. У нас ведь как: вернули – забрали, вернули – забрали…

Последний раз забрали меня так забрали. Ох и натерпелся я! Конечно, чтобы не портить вам настроение, можно было бы рассказать только о своей жизни у Кривошеевых. Тем более есть о чём. И сами хозяева – начитанные люди, я слушал их с удовольствием, и гости бывали интересные. Вообще я там, конечно, свой кругозор расширил основательно. Но не могу же я выбросить из собачьей биографии одну из своих подопечных. Хорошо ли, плохо ли, но нужно говорить правду. А может, и вам она когда-нибудь пригодится.