Кажется, в тот день, когда она, тогда еще маленькая семилетняя девочка, исполнила на рояле для маминых гостей какую-то небольшую детскую пьесу (у мамы был день рождения). Все долго аплодировали, и кто-то из гостей сказал маме: «У вашей дочери талант».
Мать Иры, геолог, редко бывала дома: месяцами разъезжала по районам области — искала нефть. Приезжая домой, она привозила с собой столько радостного оживления и света, что Ира становилась самым счастливым человеком… Но мамину геологию так же, как и бухгалтерский учет отца, Ира терпеть не могла. Как можно любить геологию, бухгалтерский учет или эту самую геометрию! К ним можно только привыкнуть. С ними можно лишь примириться. А примиряться с геометрией она не хотела. Она считала ее своим злейшим врагом, который не давал ей покоя и отравлял жизнь…
Вот и сейчас нужно за нее приниматься.
Ира соскочила с дивана, включила свет, раскрыла задачник по геометрии и прочла одну из задач, заданных на дом. Ох, какая скука!..
А сейчас в Москве, в Большом зале консерватории, концерт Давида Ойстраха. Ира включила приемник и настроила его на Москву.
Комнату заполнил шум аплодисментов, затем наступила тишина, тишина ожидающего зала. Вот прозвучало несколько аккордов рояля, потом к ним присоединилась скрипка, обвила их тоненькой нежной лентой мелодии, замерла на миг, а потом снова запела. Но теперь ее мелодия уже не напоминала шелковистую ленту: это была река, широкая и величавая, как Волга… Но вдруг Волга стала мелеть, полилась звонким светлым ручейком. Потом ручеек превратился в прозрачную нить. Она все тоньше, тоньше. Сейчас оборвется… Не оборвалась, а растаяла.
Ира рывком выключила приемник и, снова придвинув к себе задачник, второй раз прочла задачу.
Как же все-таки ее решить?
…В четверг в восьмом «Б» состоялось классное комсомольское собрание. Оно, как всегда, было шумным. Разве мало накопилось у класса злободневных вопросов! Редколлегия плохо работает, совсем забросила отдел «Сатира и юмор», не помещает карикатур, скучно читать стенгазету. Игоря Бричикова на прошлой неделе два раза выгоняли из класса на уроках истории. У Маши Торчилкиной вдруг как-то очень странно и подозрительно быстро — за один день — почернели белобрысые брови, и теперь она сидела огненно-красная, то поднимая, то опуская крышку парты.
— А теперь, ребята, о Яковлевой, — сказал комсорг Коля Журавлев.
Ира, чувствуя, что внимание всех сосредоточено на ней, смущенно поднялась с места. Худенькая, белокурая, вся какая-то тоненькая и светлая, она смотрела на Колю серыми глазами так жалобно, что он сразу отставил свою заготовленную строгую речь о безответственном отношении «ученицы Яковлевой» к такой важной науке, как геометрия, и коротко выпалил:
— Одна справишься?
— Пожалуй, не справлюсь, — сказала Ира и покраснела.
— Тогда попросим… ну хотя бы Таечку Колышкину заниматься с тобой. Таечка, ты согласна?
— Согласна, — прозвучал тихий голосок, и с первой парты среднего ряда поднялась маленькая девочка с короткими рыжими косичками.
Таечка Колышкина была одной из тех, кого в классе шутя называли «могучей кучкой»: она была отличницей.
Была Таечка такого маленького роста (потому-то все звали ее не Таей, а Таечкой), что за ученицу восьмого класса ее трудно было принять — скорее за пятиклашку.
Ходила она всегда все в одном и том же стареньком коричневом платье, которое, наверно, уже не один раз «отпускалось» и «наставлялось», и в коротком черном фартучке. Зимой она носила большие подшитые желтой кожей валенки.
Когда Коля назвал фамилию Таечки, Ира поморщилась. Лучше бы к ней прикрепили кого-нибудь посолиднее. Ира представила, как отец, увидев Таечку, скажет:
— Вот видишь, такая малюсенькая девчоночка, а учится лучше тебя.
Но просить, чтобы к ней прикрепили кого-нибудь другого, она не решилась.
Таечка после собрания спросила:
— У кого будем заниматься, у тебя или у меня?
— Конечно, у меня. Ведь у вас, кажется, ребятишек маленьких много. Мешать будут.
Таечка вскинула голову, но ничего не сказала.
К Ире она пришла на следующий день вечером. Вежливо поздоровалась с тетей Дашей, открывшей ей дверь, в кухне разделась, аккуратно, подкладкой вверх, повесила пальтишко на гвоздик у двери и, вынырнув из своих больших валенок, осталась в шерстяных, домашней вязки носках.
В Ириной комнате, увидев раскрытый рояль, Таечка почему-то шепотом спросила:
— Это твой?
Читать дальше