Наверно, у Ракушки был такой жалкий вид, что мама прижала её к себе ещё крепче и добавила:
– За что ж тебя ругать, ты уже сама себя наказала. Посмотри на себя.
Девочка облегчённо вздохнула. Разжала кулак с ракушками. Утром Маша в
школу не пошла. Они поехали с мамой в автопарк.
Но диспетчер, выслушав их, грубо ответила:
– Нет у меня никакого портфеля!
Потом, зевнув, добавила:
– Никто не передавал.
Ракушка виновато смотрела на маму.
– Ну, что стоишь, Маш? Пойдём в магазин, покупать портфель, – взяв Ракушку за руку, сказала мама. Про сменную обувь и ключи Ракушка промолчала.
Продлёнку, куда ходила после школьных уроков Ракушка, вели две учительницы. Им было лет по семьдесят. Одна была очень высокая ростом и худая. Звали её Елизавета Аркадьевна. Походка у неё была странная: она ходила медленно, вытягивая вперед то одну, то другую ногу. Как цапля. Мальчишки между собой так и звали её – «Цапля».
Другая, Нина Савельевна, наоборот, была невысокого роста и очень полная. С плохим зрением. Линзы в очках были такие толстые, что глаза Нины Савельевны казались просто огромными. Все ребята звали её «Жабой».
Однажды мальчишки стояли возле класса и обсуждали этих двух учительниц. При этом громко смеялись. И изображали, как ходит цапля. Они не заметили, как к ним подошли Елизавета Аркадьевна и Нина Савельевна – они всегда ходили вместе.
Ракушка с девочками была в классе. Уроки все уже были сделаны. Кое-кто из ребят ушёл домой. Оставалось немного времени до конца рабочего дня. На задней парте были выложены в рядок ракушки, и девочки с интересом рассматривали их. Дверь в класс была распахнута. Девчонки услышали голос Нины Савельевны:
– Быстро в класс!
На ней не было лица. Ракушка увидела, что глаза Нины Савельевны от возмущения, казалось, стали больше самих очков. Мальчишки, не торопясь, друг за дружкой молча стали заходить в класс и садиться на свои места за парты.
Елизавета Аркадьевна уже стояла у открытого окна. Нина Савельевна часто проветривала класс. Потому что было очень душно. От сквозняка, покрашенные в какой-то красноватый цвет, волосы Елизаветы Аркадьевны разлетались в разные стороны. Но она не поправляла их, как обычно. Она словно замерла: её взгляд был устремлён куда-то вдаль, а угловатые плечи были приподняты, и руки скрещены на груди. Это означало, что она очень сердита.
Увидев её в таком состоянии, Маша сразу сгребла все ракушки в кулак, и девочки тоже разошлись по своим местам.
Все ребята потихоньку заняли свои места за партами. В классе стало так тихо, что слышно было, как летает муха.
Обычно в классе всегда шумно: кто разговаривает, кто бегает друг за другом. И чтобы хоть на время усмирить расшалившихся ребят, Нина Савельевна предлагала всем послушать, не летает ли «самолётик» – та самая муха.
Все затихали на какое-то время. И слушали. Иногда летало несколько таких «самолётиков». Сейчас на муху никто не обратил внимание. Все сидели, виновато опустив головы.
Нина Савельевна села за свой стол у доски. Елизавета Аркадьевна так и стояла у окна, спиной к классу.
– Значит так! – сказала Нина Савельевна. – С этой минуты у нас не класс, а болото. А вы все – лягушки. Понятно? Ква-ква!
Нина Савельевна так заквакала, что было очень смешно, но никто не смеялся.
– Я спрашиваю: понятно? Ква-ква! – повторила она.
В классе по-прежнему стояла тишина. Потом один мальчик жалобным голосом сказал:
– Нина Савельевна, простите нас, пожалуйста. Мы больше так не будем…
За ним начали галдеть остальные:
– Мы больше не будем… Простите нас…
Нина Савельевна сидела и смотрела куда-то в сторону поверх очков.
– У «цапли» тоже просите прощения, – немного помолчав, сказала Нина Савельевна.
– Елизавета Аркадьевна, простите нас, пожалуйста, – хором, и так слаженно, как будто репетировали, сказали ребята.
Елизавета Аркадьевна отошла от окна. Её плечи были опущены. Заправив за уши растрепавшиеся волосы, она подошла к Нине Савельевне и, глядя куда – то в пол, тихо сказала, как будто самой себе:
– У меня очень болят ноги, а у Нины Савельевны – больное сердце. Учителей в школе не хватает, и директор лично попросил нас поработать с вами.
Читать дальше