Михаил Самарский - Лабрадор Трисон покоряет Голливуд

Я всегда говорил: моя Шура, хоть и молода, мудра не по годам. Она вылечила меня от ревности одной-единственной фразой: «Для меня нет собаки дороже, чем ты». Вы даже представить не можете, какое я испытал облегчение, когда избавился от этого страшного, гнетущего чувства. Будто с души громадный камень свалился. Но больше всего я благодарен ей за то, что с появлением Марсианина в нашем семействе она перестала называть меня Малышом, Зайкой, Сладеньким и прочими нелепыми прозвищами. Да я бы со стыда сквозь землю провалился, если бы она при щенке сказала: «Зайка, иди ко мне».

В присутствии людей Марсель всегда вёл себя вполне прилично. Как правило, мы с ним устраивались в гостиной, и, пока я смотрел телевизор, лёжа на полу, он, примостившись у меня под боком, грыз какую-нибудь игрушку. С его появлением наш дом наполнился невероятным количеством мячиков, резиновых уток, быков, свиней, косточек и прочих собачьих безделушек, которые можно попробовать на зуб. Я смотрел на Марселя и думал: «Как можно круглые сутки что-то жевать, неужели у него челюсти не болят?» Но, видимо, не болели, потому как даже во сне они ходили ходуном. Не щенок, а какой-то телёнок!

Но стоило только родственникам уйти, Марсель расценивал это как призыв к веселью – и наша квартира превращалась в игровую площадку. Вы бы видели, что творилось! Переполох в курятнике, когда там появляется лиса, это детский лепет. Марсель в прямом смысле слова становился неуправляемым, и я ничего не мог с этим поделать, хотя прекрасно понимал, что за порядок в доме будут спрашивать с меня. Каждый раз перед уходом Елисеев предупреждал меня об этом. И как бы я ни пытался угомонить Марселя – бесполезно. Мой грозный рык влетал ему в одно его ухо и тут же вылетал из другого.

Едва за домочадцами закрывалась дверь, Марсианин срывался с места и начинал носиться кругами по квартире, как заведённый. Прыгал по мебели, точно обезьяна по лианам, перелетал с дивана на спинку кресла, оттуда – на шкаф, затем снова на кресло, на диван – и так бесконечное количество раз. Казалось, будто у него внутри вечный двигатель. Марсель настолько входил во вкус, что вывести его из этого состояния можно было одним-единственным способом – поймать и посадить в клетку. Но порой мне казалось, даже если засунуть его в каземат, он и там не угомонится, будет носиться по кругу, как белка в колесе. Вот скажите, откуда у него столько энергии? Неужели я тоже был таким в детстве? Жаль, спросить не у кого. Родителей своих я не помню, единственный, кто мог бы рассказать, это инструктор из школы поводырей, который меня когда-то воспитывал. Но только как я поинтересуюсь, если говорить не умею, да и вряд ли мы с ним ещё когда-нибудь увидимся: меня давно из поводырей отправили на отдых.

Однажды во время такого бурного веселья Марсель в который раз решил покорить кресло. Он разогнался, запрыгнул на него – и оно, не удержавшись, грохнулось на спинку. И вы думаете, это «каскадёра» остановило? Как бы не так, наоборот, ещё больше раззадорило. С поваленного кресла он перелетел на шкаф, вот только приземлился неудачно: все фотографии и книги, которые стояли на нижней полке, попадали на пол. Потом его внимание привлекла бахрома на покрывале. Марсель стянул его с дивана и начал с ним бороться, точно Дон Кихот с ветряной мельницей. В той битве выиграло покрывало, оно окутало щенка со всех сторон, чем напугало его до смерти. Он с трудом выбрался из его плена и пустился наутёк. Но тут он заметил диванную подушку: она упала на пол, когда он стягивал покрывало. Когда Марсианин вцепился в неё зубами, мне ничего не оставалось делать, как принять радикальные меры. Я схватил его за загривок и поднял вверх вместе с подушкой. Марсель никак не хотел с ней расставаться. Пришлось держать его в подвешенном состоянии до тех пор, пока он не выпустил добычу из пасти.

– Трисончик, умоляю, отпусти, я больше так не буду, – жалобно заскулил он.

Я поставил его на пол и, громко фыркнув, строго сказал:

– Ты посмотри, во что ты квартиру превратил. – Я огляделся вокруг и мысленно почесал лапой за ухом. – Ты понимаешь, что нам за это влетит?

– Да не переживай ты так, – хмыкнул Марсель и встряхнулся. – Ну, подумаешь, кресло да книжки упали. Всё остальное же целое осталось!

– Я устал получать за тебя нагоняи. Так нельзя себя вести, – твёрдо заявил я.

– Братик, ну прости меня. – Он скорчил жалобную гримасу и потёрся об меня. – Клянусь, я больше так не буду.

– Марсель, я это слышал уже миллион раз.