Александр Хорт - Али-Баба и сорок прогульщиков

Как я и предполагал, Колька мне не поверил. Пришлось показать ему свой кубик. Внимательно рассмотрев его со всех сторон, он поднял меня на смех.

— Ну-у, это чепуха на постном масле. Один раз каждый может случайно собрать. Я-то любой кубик собираю.

— Я тоже любой соберу.

— Откуда ты знаешь, что любой? Ты ведь ещё не пробовал.

— Знаю, и — всё.

— Ничего ты заранее знать не можешь, — начал горячиться Колька. — Подумаешь! Собрал один раз и сразу раскудахтался — талант. Сперва нужно убедиться, много собрать. Как я. Потом уже можно хвастаться.

— Я их сколько угодно соберу. Хоть миллион. У меня талант.

— Докажи.

Мы с ним препирались до тех пор, пока не почувствовали, что в комнате запахло чем-то горелым. Колька тревожно встрепенулся и пулей ринулся на кухню. Я побежал за ним следом.

Смотрю — Колька хватает с плиты кастрюлю и ставит её под кран. Потом пустил воду на полную катушку. Кастрюля сразу зашипела, и из неё повалил густой пар. А запахло в кухне — хуже некуда.

«До чего же невкусный у Кольки суп, — подумал я. — Интересно, из чего варят такую отраву?»

Кастрюля до краёв наполнилась водой. А в воде вместо картошки и морковки болтались разноцветные квадратики — красные, синие, жёлтые, оранжевые, зелёные, белые. А когда Колька вылил из кастрюли воду, я увидел, что в ней остался кубик. Такой же, как у меня, только все стороны одинакового цвета — чёрного.

Колька попытался отодрать кубик от дна. А тот не отдирается — расплавился на огне и прилип. Кое-как Колька с треском оторвал его. Правда, не весь. Острые кусочки кубика так и остались на дне.

Я уже всё понял и сказал:

— Здорово ты кастрюлю испортил. Боюсь, навсегда.

— Кастрюлю не жалко, — с досадой махнул рукой Колька. — Она наша. У нас и другие есть. А вот кубик — чужой. Его мне Витька Фуфайкин из восьмого «Б» дал. Я обещал ему к завтрашнему утру собрать. Он же первейший силач в школе. Теперь мне по шее накостыляет.

— Ладно, Колька, — пожалел я одноклассника, — так и быть. Бери мой кубик. Все эти кубики одинаковые. Тем более что мой уже собран. Отдай его Витьке. Иначе и вправду по шее схлопочешь.

Колька очень обрадовался, что я выручил его из беды. Он даже пообещал:

— Больше я эти кубики собирать не буду. Опасно — вдруг снова выкипит вода. Где я ещё замену найду? Нет уж. Лучше объявлю, что у меня пропал талант.

С тех пор первейшим собиральщиком кубиков в нашем классе считаюсь я. У меня это получается без всякого риска. Ведь мой способ гораздо талантливее Колькиного. Тот сначала отпаривал цветные квадратики в кипятке, потом их снова приклеивал, меняя местами. Я же просто развинчиваю отвёрткой кубик на части, после чего собираю его целиком правильно. Как положено. Такой у меня к этому делу особый дар.

Самый рассеянный человек в нашем классе — это Колька Супников. Он даже не скрывает, что ужасно несобранный. Из-за этого с ним вечно что-нибудь приключается. То забудет купить в автобусе билет, и контролёр его оштрафует; то возьмёт у кого-нибудь из ребят почитать книгу и забудет вернуть её или вообще потеряет. А однажды из-за своей рассеянности Колька схлопотал двойку по истории. Он сказал, что английскому королю Ричарду I врачи сделали пересадку сердца, и поэтому его назвали Ричард Львиное Сердце.

Наш историк Григорий Борисович посоветовал Кольке исправить двойку как можно быстрее, ведь четверть кончается.

— Только старайся всё делать предельно внимательно, не ограничивайся лишь учебником. Бери пример с Тамары Зубовой. Когда мы проходили Евпатия Коловрата, она посетила исторический музей, много узнала о той эпохе. Поэтому ответила блестяще.

Колька тоже надумал сходить в исторический музей. Пришёл он туда, разыскал зал Средневековья, болтался там целый час, смотрел, слушал всякие разговоры и совершенно не заметил из-за своей рассеянности, что в том зале ремонт.

На следующий день Григорий Борисович вызывает его к доске и спрашивает:

— Скажи, пожалуйста, как настоящие рыцари относились к женщинам?

— Настоящие рыцари относились к женщинам очень благородно, — ответил Колька. — Они всегда помогали им таскать носилки с раствором, подавали кирпичи.

Мы испугались, что учитель сразу посадит его на место, но не тут-то было. Оказалось, наш историк тоже очень рассеянный человек — он, наверное, думал о чём-то постороннем и не заметил чепуховского ответа. Учитель почесал переносицу и задал новый вопрос: