Потом я запретил себе про Кольку думать и начал думать про овец. Вернее, их считать. Раз овца, два овца, три овца, четыре овца…
Овцы у меня жирненькие такие, кучерявые, с мягкими розовыми ушами, меланхоличные. Идут себе гуськом потихонечку, грустят о чём-то своём, вечном — овечьем… Сто восемьдесят шесть овец, сто восемьдесят семь овец… Одна мне говорит:
— Что, Серёжка, не спится тебе? Измучился?
— Не спится, — отвечаю. — Измучился.
— Это значит совесть у тебя нечистая. Те, у кого совесть чистая, спят давно.
Сказала так и язык показывает. Мне так обидно стало, прямо до слёз! Бросил я их считать, неблагодарных, и про контрольную опять вспомнил. Аж сердце между рёбрами закололо. А потом снова про Кольку, а потом про Таню — замкнутый круг какой-то!
Что ж это за жизнь у меня такая трагическая? Я ведь мальчик самый обыкновенный, не Лжедмитрий какой-нибудь или, к примеру, Маугли, брошенный в джунглях. Я же Серёжа Воробушков, живу по прописке, с мамой, с папой, законов не нарушаю. Что поведение у меня неудовлетворительное — согласен, про это я не умалчиваю. Но разве я заслужил такие душевные муки только лишь потому, что по коридорам на переменах бегаю? Эх, тяжёлая всё-таки жизнь у современных мальчишек! Или я один такой?
С некоторых пор мне всё чаще кажется, что я какой-то исключительный, не похожий на всех. И душевная организация у меня гораздо тоньше, чем у сверстников. Это папа маме так сказал, когда думал, что я не слышу. А я за дверью стоял и всё слышал.
И за что мне такое наказание — быть не таким, как все? Вот вырасту и обязательно стану, как все! Женюсь, буду ходить на работу, а по вечерам стану газету читать или смотреть телевизор. И никаких тебе нервотрепок, никаких неурядиц в школе. И никаких Колек Синяковых, которые над лучшими друзьями насмехаются. У меня вообще друзей не будет, когда вырасту. Будут мама, папа и жена. Вырасти бы уже поскорее!
Только я так подумал, слышу жужжание какое-то над головой. Настырненькое такое жужжание. Муха весенняя, что ли, проснулась? Вот наглая, думаю! Человек и так уснуть не может, а она разжужжалась тут! Изловчился я, хвать эту муху — и поймал!
К уху поднёс — жужжит. Кулаком потряс — жужжит. Только уже не настырно, а жалобно, плаксиво так, вроде плачет.
Открыл я ладошку и говорю:
— Лети отсюда, чего уж там!
А она мне отвечает мужским голосом:
— Какой ты добрый, мальчик! Спасибо тебе, добрый мальчик!
Пригляделся я к мухе повнимательней, а это и не муха вовсе, а фея с крылышками. Точнее, фей. Бородка клинышком, штанишки на подтяжках и пузико, как у нашего соседа из двадцатой квартиры. И вообще он на этого соседа чем-то неуловимо похож — подозрительно мне стало даже.
— За что «спасибо»? — удивился я.
— Как же! Ты меня пожалел, не убил газетой по голове.
— Вот чудак-человек! Зачем мне тебя убивать?
— Не скажи. Знаешь, сколько нашего брата под мухобойками гибнет! В три раза больше, чем в ДТП ежедневно.
— Ничего себе! — присвистнул я.
— А ты думал! — фей одёрнул зелёненький камзол.
— Выходит, вашему брату ещё хуже, чем нашему, — мальчикам необыкновенным — живётся?
— Сравнил тоже! Да нам, знаешь, как по жизни трудно идти? Просто словами не передать, с чем ежечасно приходится сталкиваться!
— Серьёзно? — я уселся в постели поудобнее.
— А то! Жизнь пройти — не поле перейти.
— И не говори, — вздохнул я понимающе. — А я взрослым скорее мечтаю стать.
— Взрослым? — удивился фей. — Зачем это?
— Ну как, — усмехнулся я на его непонятливость. — Во-первых, в школу ходить не надо, во-вторых, квартира своя собственная, а не просто комната. Хочешь — на обоях рисуй, хочешь — хоть всю мебель наклейками залепи, никто не будет возражать. Кушать всё, что угодно, можно: от курицы — только ножки, из любительской колбасы жир выковыривать и кошкам отдавать. Да хоть сплошными конфетами целый день питайся — никто с немым укором не посмотрит! И потом жена.
— А что жена?
— Ну как же? — засмущался я. — Жена — это же самый лучший друг, причём не на выходных и не на переменках в школе, а круглосуточно! С ней и в кино, и в тир, и на американские горки пойти можно, и школу вместе прогулять. И в футбол погонять, и хоккей по телику посмотреть, поболеть за одну команду. Или, например, в отпуск на море съездить, на целых три месяца, представляешь! С родителями же не так. Родители для того и придуманы, чтобы детей в правах ущемлять и во всём контролировать.
Фей невразумительно пожал плечами.
Читать дальше