Владимир Борисов - Первое апреля. Сборник весёлых рассказов и стихов

— А я вот о чём думаю! — воскликнул Юрка. Он опять был прежним. — Вот если самолёт идёт на посадку, закладывает ли у мухи уши?

— Чего-чего? У какой ещё мухи?

— Ну муха в самолёте летит! Залетела в самолёт, когда он ещё на земле был, где-нибудь на юге. И полетела в Петербург.

Я засмеялся.

— Да я сам видел! — закричал Юрка. — Мы летом возвращались с юга, и с нами муха летела. Даже на нос мне села.

На меня напал такой смех, что я даже портфель в руках не мог держать и поставил его прямо на землю.

— Ой не могу! — задыхался я, раскачиваясь из стороны в сторону. — На нос села!.. Муха!.. С ушами!..

Юрка с опаской глядел на меня. Потом сам хихикнул раза два и тоже захохотал. Так мы стояли и хохотали прямо посреди тротуара, а прохожие обходили нас и глядели, как на ненормальных.

…Поздно вечером, когда я уже лежал под одеялом, у нас зазвонил телефон. Мама долго кого-то расспрашивала: почему так поздно, ничего ли не случилось? Потом вошла в комнату и позвала:

— Вставай. Тебя Юра к телефону. Говорит, очень срочно.

Я прошлёпал на кухню и взял трубку.

— Привет! — услышал я Юркин голос. — Я тут думал… В общем я, наверно, не смог бы без тебя обойтись. Алло? Ты слышишь?

— Слышу, Юрка, — ответил я, улыбаясь. — Я тоже не смог бы. Честно.

Мы помолчали.

— Ну ладно, — сказал Юрка. — Тогда пока?

— Ага. До завтра.

Я тихо повесил трубку.

— Что Юра звонил? — спросила мама. — Ты чему улыбаешься?

— Да так… Мам, как ты думаешь, когда самолёт идёт на посадку, закладывает ли у мухи уши?

Мама всплеснула руками:

— И это называется «очень срочно»! Нашли, о чём разговаривать по ночам. Нет, я телефон отключу, ей-богу! Иди спать скорей.

И я пошёл, хотя спать совсем расхотелось.

Из открытой форточки пахло весной. Прозрачная занавеска чуть подрагивала от влажного воздуха. Сперва осторожно, а затем всё уверенней и громче застучал по подоконнику дождик. К утру, подумал я, он смоет остатки грязноватого талого снега. Первый весенний дождь в этом году.

Маленький чёрный жучок появился на парте неизвестно откуда. Уверенной быстрой походкой он направился к раскрытому учебнику, вскарабкался на него и остановился на карте Древнего мира, не дойдя двух сантиметров до Карфагена. Рядом был нарисован воин с копьём, схвативший за волосы упирающуюся рабыню.

— Гляди! — толкнул меня Юрка в бок. — Боится в Средиземное море лезть.

Жучок не двигался. Видно, размышлял, стоит Ли ему, в самом деле, лезть в Средиземное море.

Юрка тихонечко пнул его кончиком карандаша. Жучок двинулся вперёд, ненадолго задержался на голой коленке воина, потом развернулся и пошёл обратно, в глубь Африки.

Я быстро достал из портфеля линейку и преградил ему путь к отступлению. Но он, не дойдя до линейки, взял курс на Египет. Затем влез всё-таки в Средиземное море и опять остановился, выбрав для передышки остров Крит.

— Я ему имя придумал, — сказал Юрка.

— Какое?

— Гомер.

— Почему Гомер?

— Бродит по свету, поёт себе песни про Одиссея… Ну и вообще.

Тем временем Гомер опять попытался улизнуть в Африку. Но Юрка так пихнул его карандашом, что из Средиземного моря тот перелетел сразу в Балтийское, перевернулся на спину и забарахтался между страницами.

— Что, Гомерчик, холодно? — ехидно проговорил Юрка, наклоняясь над картой. — Что, не нравится?

В этот момент сверху опустилась рука Николая Михайловича и захлопнула учебник.

Юрка вздрогнул и задрал голову.

— Николай Михайлович, вы Гомера раздавили! — воскликнул он несчастным голосом.

В классе засмеялись. Юрка, изо всех сил стараясь казаться серьёзным, невинно смотрел в глаза историку. Но силы его быстро таяли. Юркины щёки надулись, сам он сделался красным и вдруг — икнул. Потом ещё раз. И ещё.

Опять все захохотали.

— Я не нарочно, честное слово, — попытался Юрка оправдаться, но начал икать ещё чаще.

Николай Михайлович нахмурился.

— Вот что, Шевельков. До конца урока ещё двадцать минут, так что, к счастью, ты его не весь сорвал. Иди водички попей, обдумай своё поведение и не показывайся мне сегодня на глаза.

Не переставая икать, Юрка пошёл из класса.

Меня будто кто-то за язык дёрнул:

— Как же он попьёт водички, она же некипячёная?

— Вот что, Сорокин, — совсем рассердился историк. — К тебе тоже относится всё, что я сказал твоему другу. До свидания.